— И все же я не решился бы что-либо иметь с ним.

— Спасибо, полковник, мы все обдумаем. Чан поклонился.

Глава седьмая ТАЙ ЦИ

Глава седьмая

ТАЙ ЦИ

«Великий предел»

Монахи "Направленной воли» вышли из автомашин и почтительно стали в скорбном молчании поодаль от ворот пагоды с желтой крышей. Саркофаг, обитый желтой бахромой, поставлен на невысокие деревянные подставки шагах в тридцати от храма.

У стен самой пагоды стояли молодые отроки в две шеренги, численностью более ста человек. Все в желтых балахонах, подпоясанные такого же цвета поясом.

Минут десять длилось покойное молчание. Неожиданно тяжелый скрип открываемых ворот придавил настороженную тишину скорби и тягостных раздумий. Взоры присутствующих обратились к темному проему, из которого медленно появлялись старцы в почти добела выцветших рясах, седины их также были бледно-желты.

Вид первого был совсем неживым. Иным разумом веяло от дрябло натянутого лица. Выходил он медленно, как бы привыкая к яркому свету.

Фу Цинь вполголоса пояснял товарищам, пока старейшины «Великого предела», согласно своим обрядам, подходили и выстраивались вдоль гроба с телом их брата.

— Сейчас вы видите старейшего из старейших «Белого лотоса»: архара, одного из потомков великих Цзянь Сань Фэня, Цэяу Фуниня. Это тот, на которого не смеет поднять руку ни один, кто прикоснулся к тайнам У-шу. Участник восстания середины прошлого века. За последние сорок лет я лишь трижды видел его на собраниях вершины «Лотоса», да на погребениях великих сектантов братства. Раньше появлялся значительно чаще, пока не перенял звание от легендарного Ти Пока. Цэну сейчас под сто сорок. Но как он держится! Только складки высохшей кожи выдают его возраст, но и то не в полной мере.

Справа и слева от него — преемники. Они старше меня на десять—двадцать лет. Остальным в пределах ста.

Ересиархи «Предела» выстроились перед телом. Фу Цинь и приехавшие с ним низко поклонились.

— Я рад видеть и слышать тебя — доблестный брат и боец — «Направленной воли», умудренный сын «Белого лотоса», — голос архара неестественно скрипел на низких продуваемых звуках. — Я уважаю тебя, ценю, как брата, старейшину нашего союза. Ты близок мне своим разумом, мыслями, добрыми делами. Не в укор будет сказано, но в последние годы новости, поступающие с твоей стороны, приносят мне некоторые огорчения, тяжелые раздумия, настороженность к бытию мирскому. Вот и сейчас я вижу тело одного из своих сподвижников, для которого мерило человечности было выше боязни за свои бренные останки. Меня уже оповестили обо всем, что произошло в Великом городе. Пока тело его сытилось жизнью, он сделал все, что от него требовалось. Сейчас мне нужно знать, кто те нечеловеки, которые смели поднять грязные руки на светлые помыслы нашего брата и сына.