Он знал, что доктор сегодня хочет снять запрещение разговаривать с больным.

Арман приехал около девяти часов.

— Ну? Как ведет себя наш больной? — спросил он у Кониглю.

— Ему гораздо лучше!

— Ну, — сказал, смеясь, Арман, — вот вам на будущее готовая профессия!

Кониглю сделал жест, исполненный скромности, затем пропустил вперед Армана, который вошел в комнату Арчибальда.

Арман подошел к постели. Арчибальд протянул ему руку.

— Вы меня спасли! — сказал он.

Голос его был совершенно тверд. Очевидно, здоровье быстро возвращалось к нему.

— Друг мой, — продолжал он, обращаясь к Мюфлие, — оставь нас. Я позову тебя, когда ты мне понадобишься.

Поклонившись со своей врожденной непринужденностью, Мюфлие присоединился к Кониглю.

— А теперь, — сказал Арчибальд Арману, — я надеюсь, что вы положите конец ужасной пытке, которой вы меня подвергли, — молчанию, которое стало просто невыносимым!

— Погодите, — сказал Арман.

Он подошел к окну и отдернул шторы, чтобы впустить в комнату дневной свет, затем, вернувшись к постели, долго осматривал выздоравливающего.

— Обещаете ли вы мне, — спросил он, — говорить без волнения и сохранять полное спокойствие и хладнокровие?

— Я думаю, что у меня не хватит сил на то, чтобы выйти из себя, — отвечал, смеясь, Арчибальд.

— Поэтому и не следует злоупотреблять возвращающимися к вам силами. Только при этом условии я разрешаю вам говорить.

— Я прежде всего хочу задать вам несколько вопросов.

— Говорите.

— Сэр Лионель. Жив ли он?