Сказать правду, Мюфлие не смочил ни одного.

— Теперь, — начал он, — мы уже с тобой, значит, сговорились. Знаешь, что я хочу сделать? Честный Малуан живет там, на первом этаже. Окно на улицу. По-моему, Малуан был всегда добрым приятелем. Я думаю, он нас не выдаст. Я еще посмотрю, нельзя ли и его увлечь с собой на путь добродетели. Одним словом, буду дипломатом и постараюсь разузнать у него, куда девался Биско..Ты же жди меня внизу. Если я скажу. «Гм! Гм!» — значит, ты можешь войти. Если я попаду в какую-нибудь ловушку, все же я успею закричать. Тогда ты смываешься и скажешь маркизу: «Раз только вздумал Мюфлие сделать доброе дело, и на тебе, влип!».

— Не говори так, Мюфлие!

— Ах ты старая мокрая курица! Не бойся! Давай сюда лапу! Вперед!

И они пожали друг другу руки, как ратные товарищи перед боем.

Затем оба, осторожно пробираясь вдоль стен, пошли на улицу Пьер-Лескот.

Уже давно пробило полночь. Ничто не нарушало глубокой тишины, царившей над этим мрачным, пустынным переулком.

Разврат уснул, сморенный усталостью. Нищета тоже старалась забыться сном. Преступление было на промысле. Притон опустел.

Что касается полиции.

То было блаженное время, когда патрули, мерно постукивая своими тяжелыми каблуками о мостовую, брали на себя труд своими громкими «Кто идет!» и «Слушай!» предупреждать господ грабителей, что пришло время удирать.

При этих сигналах, наполнявших спокойствием души доверчивых обывателей, мошенники приостанавливали свои ночные проделки и живо прятались по углам. Патруль проходил, задрав кверху голову, словно разнюхивая воздух. Как только заворачивал он за угол улицы, злодеи выходили из засады и со вздохом облегчения спокойно принимались снова за прерванные дела.

Спите, обитатели Парижа, спите спокойно!

Только по уходе патруля надо смотреть в оба!

Друзья наши осторожно пробирались вперед.

Мюфлие положил руку на плечо Кониглю и молча указал ему пальцем на окно, черневшее на первом и единственном этаже какого-то дрянного домишки с обвалившейся штукатуркой, у которого на фонаре с разбитым стеклом красовалась неизбежная надпись, сообщавшая о временном гостеприимстве и о ночлеге.

На первый взгляд, дом этот казался совсем необитаемым.

Жильцы, если только они были, должно быть, отдыхали от, дневных трудов или еще не возвратились с ночных.

— Хорошо, если Малуан дома, — прошептал Мюфлие.

— О, это порядочный малый, — заметил Кониглю.

— Гм! Еще Бог знает.