Максимилиан понял, что этот человек вовсе не по небрежности принимал его, повернувшись спиной.

— Коньяку выпьешь? Привычки твои мне известны, однако напиток превосходен, а казнь Капета — достойный повод для тоста.

Максимилиан Робеспьер не стал отказываться. Рюмочка доброго коньяка полезна и для тела, и для духа. Политик скинул плащ. Великий магистр достал из ящичка бутылку и два продолговатых бокала, которые наполнил щедрой рукой.

— Говорят, Эгалите отменно выступил.

— Это верно, его речь превзошла наши самые смелые ожидания.

— Я не удивлен. Соперничество между двумя ветвями этого рода началось уже давно. Они никогда друг друга на дух не выносили. Как тебе коньяк?

Робеспьер, еще не успевший поднести бокал к губам, поспешно выпил. Магистру его жест показался вульгарным. Этот адвокатишка из Арраса был всего-навсего провинциалом, не способным оценить по достоинству предложенный напиток.

— Великолепно!

— Что ж, очень рад, любезный мой Максимилиан. Поскольку время твое бесценно, не стану задерживать тебя дольше необходимого. Вопрос, из-за которого мне пришлось тебя вызвать, очень прост.

Ладонь Робеспьера сжала бокал с коньяком. Когда «Братство змеи» призывало, оно всегда делало это в форме просьбы. Трибун давно уже знал об этом. Он пытался не выказывать раздражения из-за того, что здесь его, человека, привыкшего повелевать, принимали как подчиненного. Он был одним из главных вдохновителей собрания в зале для игры в мяч, участвовал в создании конституции, призывал к штурму Бастилии и дворца Тюильри.

Впрочем, последние два деяния направлялись из тени агентами братства. Они накаляли обстановку до тех пор, пока народный гнев не вспыхнул.

Перед Робеспьером трепетали даже друзья, но все его могущество лопнуло, словно мыльный пузырь, в присутствии высшего руководителя «Братства змеи». Щупальца этой организации простирались столь далеко, что Максимилиан не мог и вообразить, где же кончается ее власть.

— На какую дату назначено исполнение приговора, вынесенного Людовику Шестнадцатому?

Робеспьер никому не мог позволить упоминать королевский титул приговоренного человека. Он набрался храбрости и переспросил:

— Вы имеете в виду гражданина Капета?

Магистр смерил собеседника презрительным взглядом и не торопясь пригубил коньяк. Робеспьеру было непросто выдержать этот взгляд, однако он сделал над собой усилие и остался сидеть с гордо поднятой головой.

Магистру не понравилось подобное высокомерие.

— Дорогой Максимилиан, я имею в виду именно Людовика Шестнадцатого. Казнь этого человека в качестве гражданина Капета не представляет для нашего братства ни малейшего интереса. Для нас важно, чтобы приговор обрушился на голову короля Франции, потомка Филиппа Четвертого.