Джек вспомнил, как незадолго до своей гибели Кид вспрыгнул на парапет и прошелся по нему.
«Эй, а ты знаешь, что отсюда можно добраться до соседнего дома?»
У Джека тогда засосало под ложечкой.
«Серьезно. Здания соединены. Можно пройти по этому выступу и забраться вон на ту крышу. Конечно, такое придет в голову только чокнутому, но все-таки…»
Джек рывком закрыл балконную дверь. Стекло потрескалось еще сильнее, на ковер посыпались мелкие осколки. Он стоял, опустив плечи, держась за дверную ручку и не сводя взгляда с крыши соседнего дома. Теперь он не просто гадал, кто убил Кида. Не просто гадал, кто убил Лесли.
Теперь он гадал, не собирался ли этот самый человек убить его.
Джек шагнул к телефону. Он хотел позвонить Маккой, пригласить ее сюда, и пусть бы она это увидела своими глазами, пусть бы поняла, что происходит, пусть бы защитила его. Но потом Джек подумал:
«Нет. Она все равно ничего не поймет. Копы не защищают. Они реагируют. Она скажет мне, чтобы я заказал новую дверь. И сигнализацию. Она спросит меня, не сделал ли я это сам, чтобы убедить ее в своей правоте.
Пусть Маккой катится к чертям собачьим.
И тот, кто это сделал, тоже.
Я не перестану искать. Я ее найду. Найду очень скоро».
42
42
К трем часам пополудни на следующий день стеклянную дверь заменили и установили систему сигнализации. Мастер все бормотал:
— И кому только взбредет в голову вламываться в квартиру отсюда?
В спальне и гостиной над стенами поработал маляр.
А Джек больше трех часов просидел за компьютером. Он пытался разыскать Новенькую.
По идее, она шла следующей по списку — отчасти потому, что, как подозревал Джек, со временем она преобразилась в Цель, а отчасти потому, что ему вспомнилось кое-что из событий прошедшей зимы середины января. Он все помнил так хорошо, потому что это был первый день, когда Кид увидел картину Хоппера. Джек проверил дату покупки картины, нашел в календаре дату ближайшей тренировки с Кидом после этого дня. Точный день удалось установить без труда. Семнадцатое января.
Джек помнил тот разговор, будто это было вчера.
«Я считаю Эдварда Хоппера депрессивным вариантом Нормана Рокуэлла».