На самом деле этот ангел жутко меня раздражал, заставлял нервничать; его лицо, ни женское, ни мужское, казалось мне личиком мертвого ребенка. А что касается голубоглазого Иисуса с откинутой назад головой и окровавленными ребрами, то он отнюдь не представлялся мне ни добрым, ни исполненным сострадания к людям, как раз наоборот — он выглядел сердитым, измученным и пугающим. Я все думала: «А как же еще ему выглядеть? Если Иисус принял смерть, спасая всех людей, то имеет полное право выглядеть сердитым. Разве не мог Он разгневаться из-за того, что Ему пришлось ради нас вытерпеть? Разве не могло в Нем проснуться желание как-то отомстить — за гвозди, которыми прибили Его руки, за тот удар копьем, за терновый венец?»

«Если я умру прежде, чем проснусь, молю, Господи, не оставь мою душу…»

И вот ночью я лежала без сна часами, до ужаса боясь закрыть глаза: вдруг прилетят ангелы и заберут мою душу? Или случится еще что похуже: сам Иисус явится за мной из мира мертвых, холодный как лед и пахнущий могилой, и прошипит мне в ухо: «Нужно забрать тебя».

Брен старался разогнать мои страхи и негодовал по поводу того, что главным их источником является моя мать.

— Я-то думал, что хуже нашей матери нет на свете. Но твоя, черт бы ее побрал, оказалась той еще штучкой, старая сука!

Я хихикнула. Бранные слова. Я-то никогда не осмеливалась ими пользоваться. Но Брен был значительно старше и значительно смелее. И все те истории, которые он о себе рассказывал, — вымышленные истории о хитроумном и тайном мщении — меня ничуть не ужасали, а, напротив, восхищали. Слушая его, я испытывала подленький, тайный восторг. Моя мать верила в смирение, а Брен — в сведение счетов. Это было совершенно новое для меня восприятие мира; к тому времени я настолько привыкла к определенной системе верований и правил, что не могла не восторгаться, слушая это «Евангелие от Брендана» и ужасаясь тому, что слышала.

Собственно, его «евангелие» сводилось к очень простым постулатам. Если тебя ударили — дай сдачи, бей со всей силы и по возможности ниже пояса. Забудь о том, чтобы подставлять вторую щеку, просто врежь хорошенько и убегай. Если сомневаешься, обвиняй кого-то другого. И сам никогда ни в чем не признавайся…

Конечно, я обожала его. Я восхищалась им. Да и как было не восхищаться? Для меня в его словах таился огромный смысл. Правда, я немного беспокоилась о сохранности его души, но втайне считала, что если бы Создатель вовремя воспользовался некоторыми идеями Брендана, а не проявлял свое пресловутое смирение, всем, возможно, было бы только лучше. Брендан Уинтер своим обидчикам давал пинок под зад. Брендан Уинтер никогда бы не позволил себе оказаться в числе тех, кого в школе изводят или запугивают. Брендан Уинтер никогда часами не лежал в постели, оцепенев от страха, не в силах заснуть. Брендан Уинтер сражался с врагами с мужеством и силой ангела…