Сет не скупится на похвалы приготовленным мной блюдам.

— Кто говорит, что люди не могут меняться? — игриво спрашивает он.

Никки по-прежнему возбуждена, и это мешает ей есть. Чтобы вызвать у нее интерес к еде, Сет прибегает к трюку.

— В конуру, собачка, — говорит он, отправляя макаронины одну за другой в рот.

Мы с Никки стонем от восхищения.

— Я хочу щенка, — сообщает ему Никки.

Она часто говорит мне об этом, но ее мольбы натыкаются на мое сопротивление. Я объясняю ей, что это выше моих сил. Мысль о том, что в доме опять будет беспорядок и запах мочи, особенно невыносима теперь, когда я все еще ликую. Радуюсь тому, что наконец-то избавилась от пеленок.

Сет рассказывает, как однажды вечером он вернулся домой, когда Исаак был еще совсем маленький, и застал Люси пытающейся научить их щенка испражняться в определенном месте. Она была снаружи дома, на гравийной дорожке, где они обычно прогуливали щенка, и испражнялась, сидя на корточках и задрав юбку. Щенок и Исаак, изумленные, наблюдали за этой сценой, прильнув носами к стеклу задней двери. Пойманная в столь компрометирующей позе, Люси еще некоторое время так и сидела на корточках, заливаясь смехом. Интимная, своеобразная сцена, безобидная в семейном кругу.

Никки находит эту историю невероятно забавной.

— Она сходила, как собачка! Мамочка, она сходила, как собачка…

Она слезает со стула с явным намерением разыграть эту сцену и никак не хочет возвращаться за стол, несмотря на все мои требования. Ее уже зациклило. После нескольких безуспешных попыток восстановить спокойствие я отвожу Никки в кабинет и включаю видеомагнитофон. Уж лучше зомби, чем бездумный попугай.

— Я должен был подумать об этом, — говорит Сет, когда я возвращаюсь на кухню.

— Хорошо, что сейчас зима. А то бы нам пришлось выйти на улицу, чтобы разыграть эту сцену.

Сет виновато смотрит на меня, в то время как я накладываю на его тарелку еще каннеллони.

— История — просто класс. Люси, как всегда, неподражаема в своей святой непосредственности.

— Именно так и говорят: Люси неподражаема. Она просто прелесть! — произносит он.

— А что говорит ее муж?

— О! — Он издает стон. — Неужели тебе хочется услышать от меня жалобы на Люси? Поверь мне, не всякая эксцентричность восхитительна. То есть я хочу сказать, что невозможно привыкнуть к совместной жизни с человеком, который всерьез озабочен тем, подходит ли столовый сервиз к обоям в комнате для завтраков. — Он обводит рукой вокруг себя. — Даже постоянно бодрое настроение, слова поддержки и утешения за двадцать лет приедаются и кажутся наигранными, неестественными. Возникает чувство, что тебе постоянно лгут. Однако по десятибалльной шкале доброты, если вспомнить, какие ничтожества нас часто окружают и сколько их, конечно, Люси окажется на самом верху. Девять и пять десятых с тенденцией в сторону увеличения.