— Эй, — произносит он, — одно из двух.

— Сет, все вовсе не так.

— А как?

У меня из груди вырывается усталый вздох.

— Мне трудно ответить. У меня в голове каша, — отвечаю я и знаю, что это самое откровенное из всего, что я ему сказала.

Он задумчиво покачивает головой, а затем застегивает молнию на своей куртке. Благодарит меня за ужин и опять на все лады восхваляет Никки, прежде чем я провожаю его наконец к двери.

— Я стараюсь не сводить тебя с ума, — говорит он там.

— Нет, ты делаешь это, — отвечаю я. — Ты всегда сводил меня с ума. Однако это в тебе и подкупает.

Я протягиваю Сету руку, однако от этого жеста веет фальшью, ибо он слишком далекий и холодный для той ситуации, в которой мы с ним теперь оказались. Мы держимся за руки, окруженные атмосферой покоя и уюта маленького дома. Из кухни едва слышно тихое урчание холодильника. Внезапно в маленьком пространстве, оставшемся между нами, рождается ощущение умиротворенной нежности, которая проникает в наши исстрадавшиеся сердца.

— Сделай это, — шепчет он мне.

— Что?

— Поцелуй меня.

— Поцеловать тебя? — Я громко смеюсь.

Однако он приближает ко мне лицо, как в фильмах, и я вижу его крупным планом. Я подставила щеку, но он поворачивает мою голову, подставив к подбородку палец, и прикасается своими губами к моим. Ощущение мужского тела в такой близости парализует мою волю и одновременно наполняет желанием. Все во мне пробуждается и трепещет: сердце и грудь, бедра и кончики пальцев. Острая боль — особенное предчувствие близкого наслаждения — вонзается в меня глубоко-глубоко. Единственное, на что у меня сейчас хватает сил, — это не застонать. Рука Сета ползет вниз и сжимает мои бедра. Я делаю шаг назад, и в течение нескольких секунд мы стоим, соприкасаясь лбами. Я беру обе его руки и накрываю своими ладонями.

— Давай разберемся в наших чувствах после процесса.

— Послушай, этот процесс ничего не изменит.

— Так мне будет гораздо легче. Мы увидимся после. — Я кладу руку ему на плечо и легонько подталкиваю к выходу.

После того как Сет уходит, я еще некоторое время стою, прислонившись лбом к лакированной поверхности входной двери и ощущая приятный холодок. Безумие, думаю я снова. Что происходит в моем мозгу? Неужели это только потому, что мне его так жалко? Я вешаю куртку Никки на крючок у порога и задвигаю засов. Внезапно меня осеняет. Ведь все дело в том, что я знаю. Знаю, что, какие бы чувства он ни вынашивал, он приехал сюда не ради меня. Знаю, что он ранен и процесс выздоровления затянулся. Что его жизнь идет по кругу. Что он будет здесь, но потом уедет. Знаю, что — да и разве это не одна из тех неприятных истин, которые мы всегда знаем очень хорошо о себе? — так будет спокойнее.