— Сидней Стармен.

— Ладно, Сидней Стармен. Показывай свое золото.

Сидней глянул на агента в штатском и вытащил из кармана монету.

— Чудно, — улыбнулась Грейс, — только за одного мало, не говоря уже про двоих.

— Сколько же?

— У тебя сколько есть?

— Грейс, я первый спросил.

— Теперь говоришь точно так же, как Фрэнки. По две за каждого. Половину сейчас мне отдашь, половину мужчине, с которым я тебя сведу.

— Когда?

— Хочешь просто покинуть Испанию? Или добраться в какое-то определенное место?

— Хорошо, чтобы судно шло в Англию, хоть любое другое сойдет.

— Суда стараются выходить до воздушных налетов, и сегодня ты опоздал. Приходи завтра в половине шестого. Во фляжке что?

— Арманьяк.

— Потрясающе. Ты второй из мальчиков Фрэнки, кто пьет арманьяк. Надеюсь, старый сукин сын поднабрался культуры. — Она громко рассмеялась и стукнула фляжкой по цинковому прилавку. Потом наклонилась поближе. — Еще одно. Друга оставь на улице. Никаких мешков и сумок. Отсюда до портовых ворот путь короткий, но вполне достаточный, чтобы вляпаться в неприятности. Зайдете вдвоем — сделка отменяется. Придешь с вещами — сделка отменяется. Ну, бери свою фляжку, налью тебе за счет заведения.

Когда Сидней вернулся, Изарра сидела на кровати в новом наряде.

— Очень красиво выглядишь, — сказал он. — Пошли, есть идея.

Напротив гостиницы была фотостудия с выцветшими снимками довоенных невест и давно умерших женихов, глазевших из заклеенных крест-накрест окон. Они переходили улицу под вой собак. Хор пару минут назад завела какая-то перепуганная дворняга с городских окраин, и он теперь разносился по каждой улице в каждом квартале. Выпивавшие в углах бара глядели на часы, на небо, расплачивались, направлялись домой.

— Вместе или по отдельности? — спросил фотограф. — Четыре песеты за фото или десять за три.

— По одному каждого по отдельности и один вместе, — ответил Сидней, с радостью видя слабую тень улыбки в глазах Изарры. Он положил на прилавок бумажку в десять песет. — Ты первая.