— Не помню точно. Лет пять-шесть.

— Какие у вас были отношения с Томми перед тем, как вы узнали, что он вас обвинил?

— Какие отношения? Он же ребенок. У меня не было с ним ничего общего. Может, он играл с моими детьми, не знаю, я почти не замечал его.

— Между вами не было разногласий?

Бекки стреляла наугад, но создавалось впечатление, что она бьет в яблочко.

— Он же ребенок, — повторил Риз. — Что я должен был делать, драться с ним?

— А вы дрались с ним?

— Нет!

— Я не имею в виду кулачный бой, мистер Риз. Вам не случалось гнать Томми со своего двора, ругать его за провинность?

Риз выглядел озадаченным.

— Не знаю. Может быть.

Бекки призадумалась, прикидывая, стоит ли наносить решающий удар, но, верно рассудив, что предъявить ей нечего, она отступилась.

— Я закончила со свидетелем.

Элиот смягчил удар, нанесенный Бекки.

— Мистер Риз, вы согласились давать показания из-за нелюбви к Томми Олгрену?

Риз побагровел.

— Вы думаете, я разозлился на ребенка? Или мне так приятно стоять перед вами? Я не собирался приходить. Но этот врунишка хочет разрушить еще чью-то жизнь! Я был обязан прийти.

— Спасибо, мистер Риз.

Добропорядочный гражданин, он кивнул в сторону присяжных, выходя из зала. Я отбросил мысль вызвать его повторно во второй половине дня, вряд ли нам удастся так быстро раскопать что-нибудь двусмысленное в его биографии. Уж Элиот, должно быть, ничего не упустил.

Я собрался пойти поговорить с Олгренами, оставив следующего свидетеля на попечение Бекки, но изменил свое решение. Меня поразил выбор Элиота.