– И все-таки?

– Ольга, когда мы общались, показалась мне весьма… артистичной и впечатлительной натурой, с живым, подвижным умом, склонным к достоверному сочинительству. Думаю, если бы она стала писать романы, то затмила бы и Жорж Санд, и Франсуазу Саган…

– Почему вы так решили?

– Она часто рассказывала… о бедной царице Марине, я имею в виду Марину Мнишек… О ее последних днях и казни – и ее, и десятилетнего наследника… О молодой Екатерине Великой, еще плохо тогда изъяснявшейся по-русски, и ее жизни в замужестве… О княгине Дашковой и ее вполне греческих склонностях – как у поэтессы Сафо…

– А о самой Сафо – не рассказывала?

– Дима, вы спросили это с каким-то совсем не свойственным вам ожесточением… Почему?

– Я познакомился с Ольгой Беловой.

– Давно?

– Трудно сказать. Суток трех еще не прошло, но произошло столько всякого…

– Тогда – это действительно она. Порой там, где Оленька появлялась, события сгущались до плотности неимоверной…

– Может, она Валькирия?

– Да бросьте вы повторять эти старогерманские сказки! Просто…

– Просто – что?

Старушка потупилась:

– Если честно, я не знаю! Понимаете, Корсар… я, кажется, говорила… я ведь тоже… скрываю свой возраст. На сколько я выгляжу?

– Лет на шестьдесят пять.

– Вы мне льстите. На семьдесят, не меньше. По паспорту мне семьдесят четыре. А на самом деле…

– Неужели семьдесят пять?

– Я родилась в 1881 году, в Царском Селе, в год убийства Александра II Освободителя и вступления на престол Российский Александра III. Я вижу, вы не особенно и удивлены.

Мысль была мгновенной, как вспышка молнии. Корсар вынул мобильный телефон, вывел на дисплей ноутбука снимок сидящего за столом Волина, повернул экран дисплея к Остальцевой: