— Это действительно так. Я пошла на это по собственной воле, как и другие затворники. Глубокая вера в Господа привела меня к решению отречься от мира и жить здесь в полном уединении. Так что для всех, живущих вне стен этого монастыря, я давно мертва и похоронена. Отец Мосто прочитал надо мной последние молитвы. Это было тридцать лет тому назад. — Она повернулась и обвела рукой келью. — Здесь еще два окна. Левое выходит на алтарь церкви Сан-Николо. Через правое мне передают пищу, а я оставляю за ним ночной сосуд, когда он заполняется.

Дженни ужаснуло это описание.

— Вы хотите сказать, что уже тридцать лет не видели неба и солнечного света?

— Наверняка ты задаешь сама себе вопрос, что же заставило меня принять такое решение. — Голубые глаза Арханджелы словно светились изнутри. — Я права?

— Да. — Дженни была так потрясена, что сумела шепотом выдавить из себя одно только слово.

— Это не единственно вопрос веры, уверяю тебя, — сказала отшельница. — Подобная вера неотличима от безумия.

Она подошла ближе, и Дженни почувствовала резкий, кисловатый животный запах. Наверное, подумала она, так пахли люди во времена Казановы…

— Ты не отшатнулась от меня, это уже что-то, — сказала затворница. — Я нахожусь здесь, в этой келье, уже тридцать лет, искупая прегрешения моих подопечных; я плачу за ошибки, совершаемые ими каждый день.

— Но ваши подопечные — монахини, — заметила Дженни. — Что за прегрешения они могут совершать?

Арханджела, кивнув сестре Маффиа ди Альбори, указала на Дженни.

— Взгляни на нее, сестра. Одета точь-в-точь, как наша святая Марина!

Дженни моргнула.

— Простите?

Арханджела опустила узловатый палец.

— Святая Марина, восьмой век. Она жила в Малой Азии, в провинции Вифиния. — Настоятельница кивнула. — Да, она тоже носила мужскую одежду, — правда, в ее случае это была монашеская ряса, — и всю жизнь жила в таком обличье среди мужчин. Мы перевезли сюда ее останки в 1230 году. Тогда и был основан этот монастырь, чтобы мы могли жить среди мужчин, говорить с ними, продолжать служить делу ордена…

— Ордена?

Брови настоятельницы взметнулись вверх, словно от неожиданной новости, или, возможно, просто давая выход чувствам.

— О, сестра, наконец-то она начала понимать! Мы долго подкидывали ей кусочек за кусочком, и вот мозаика сложилась!

Дженни вцепилась пальцами в прутья решетки.

— Вы… принадлежите к ордену минористов-гностиков?