— Новые?

— Почти.

— А другие кроссовки у вас есть?

— Есть, в шкафу.

Женщина подошла к шкафу, ощущая спиной пристальный взгляд Фергюсона. Там действительно обнаружилась пара кроссовок фирмы «Конверс» — старых и продранных. Андреа осмотрела подошвы. Они были такие изношенные, что стали почти гладкими. Да и остатки рисунка на них все равно сильно отличались от следов кроссовок «Рибок», оставленных убийцей в крови на кухне дома номер тринадцать по Тарпон-драйв. Поставив кроссовки на место, детектив повернулась к Фергюсону.

— Выходит, убийца наследил, — пробормотал тот, — и у вас возник внезапный интерес к моей обуви. А какие у вас еще есть улики? — спросил Фергюсон и сам ответил: — Судя по всему, никаких. Почему же вы явились сюда?

— Я вам уже говорила — из-за Мэтью Кауэрта, Блэра Салливана и, конечно, из-за вас самого.

Фергюсон уже не скрывал раздражения:

— Вот, значит, как получается. Теперь каждый полицейский, расследующий убийство во Флориде, будет пытаться сделать меня козлом отпущения. Еще бы! Ведь я уже сидел. Неужели теперь меня будут подозревать во всех преступлениях на свете?!

— Я не говорила, что в чем-нибудь вас подозреваю.

— Но вы же проверили мои кроссовки!

— Я у всех проверяю кроссовки, даже у Мэтью Кауэрта.

— Вот как?! — фыркнул Фергюсон. — И какие же кроссовки он носит?

— «Рибок», — не моргнув глазом соврала Шеффер.

— Значит, купил себе новые. В последний раз на нем были кроссовки «Конверс», такие же как у меня.

Андреа промолчала.

— Вы проверяете кроссовки у всех, но обвинить в убийстве проще всего меня. Валяйте, детектив, сделайте из меня убийцу еще раз. Тогда про вас наверняка напишут в газетах, а начальство даст вам медаль. И никто даже не спросит, почему вы выбрали именно меня.

— А почему обвинить в убийстве проще всего именно вас?

— Потому что я — молодой чернокожий. Таких, как я, обвиняют во всех смертных грехах.

Шеффер покачала головой, и Фергюсон тут же вскипел: