— Ну, тогда мы узнаем, что Салливан сказал правду.

— Ну и что? — не сдавался Уилкокс. — Нам-то что от этого?

— Мы наконец поймем, с кем в действительности имеем дело, — встрял Кауэрт.

Но Уилкокс только фыркнул и продолжал вести машину, явно раздраженный тем, что его друг и начальник вместе с этим журналюгой что-то знают, но ему упорно не говорят. Это страшно злило Уилкокса, и он ехал все быстрее и быстрее. Машину заносило на поворотах. За ней клубились облака пыли.

Кауэрт указал на ряд деревьев на опушке далекого леса:

— А там что такое?

— Недалеко оттуда был найден труп Джоанны, — буркнул Уилкокс. — Край болота. Болото почти непроходимое. Ступишь в него, и ногу уже не вытащить. Там на много миль сгнившие деревья и камыши. Темно и страшно. Если там заблудишься — не выберешься и через месяц, а может, вообще никогда. Там живут только пауки, змеи, аллигаторы и другие скользкие гады. Но там можно ловить рыбу. Под упавшими в воду деревьями водятся здоровенные экземпляры!.. Впрочем, какой из вас рыболов!

Пока машина прыгала и дребезжала на неровной дороге, журналист думал о заметках, которые он обнаружил в библиотеке редакции. У него чесался язык, но он старался помалкивать о том, что Фергюсон был в Перрине, когда там исчезла Дона Перри.

Кауэрт не переставая твердил себе, что это случайное совпадение. Что Фергюсон ездил в Перрин, чтобы просто выступить в церкви. Дона Перри пропала через четыре дня после этого. Ну и что?! А вдруг Фергюсон уехал сразу после выступления в церкви и через четыре дня в Перрине и след его простыл?! За четыре дня он мог не только вернуться в Пачулу, но и добраться до Ньюарка и вообще докуда угодно!

Журналист вдруг вспомнил фотографию Джоанны Шрайвер на стене школы и фотографию Доны Перри на объявлении о ее пропаже. Обе девочки, белая и черная, беззаботно улыбались. При мысли об этом у Мэтью комок подступил к горлу.

— Подъезжаем, — объявил Уилкокс.

Голос напарника прервал размышления Брауна. Вернувшись в Пачулу, он тут же погрузился в повседневные заботы. Одна из его дочерей расстраивалась из-за того, что ей не дали главную роль в школьном драмкружке, другая — из-за того, что отец, видите ли, настаивал на том, чтобы она пораньше возвращалась домой. Оказывается, всем ее подружкам родители разрешали приходить домой на час позже. Эти серьезнейшие проблемы требовали немедленного рассмотрения, потому что на отца Тэнни в этом не мог положиться. Старик решительно отказывался запрещать что-либо внучкам и вообще заявил, что живет у сына в гостях, а в чужой монастырь со своим уставом не лезут. Однако и от Брауна-старшего была некоторая польза: он был настолько туг на ухо, что терпеливо выслушивал бесконечные жалобы внучек.