— Анита!

Я покатилась по земле. Пистолет Эдуарда рявкнул, и что-то визжащее упало на траву. Я пялилась на гуля, пока Эдуард всаживал в него пулю за пулей. Когда я вернула сердце обратно из горла в грудь, я доползла до канистры и открыла ее.

Гуль вопил. Эдуард гнал его горящим факелом. Я плеснула на него бензином, упала на колени и крикнула:

— Жги его!

Эдуард ткнул факелом. Гуля охватило пламя, и он завопил. Ночь завоняла горелым мясом и шерстью. И бензином.

Он катался по траве, пытаясь сбить пламя, но оно не сбивалось.

— Теперь твоя очередь, миляга Захария, — шепнула я. — Твоя очередь!

Рубашка обгорела, и Эдуард отбросил грабли на дорожку.

— Давай сматываться, — сказал он.

Я от всего сердца согласилась. Я отперла машину, бросила сумку на заднее сиденье и завела мотор. Гуль лежал на земле и горел, уже не шевелясь.

Эдуард сидел на пассажирском сиденье с автоматом в руках. Впервые за все время, что я его знала, он был потрясен. Даже, кажется, испуган.

— Ты теперь и спать будешь с автоматом? — спросила я.

Он глянул на меня.

— Ты же собираешься спать с пистолетом?

Очко в его пользу. Я брала крутые повороты на гравии со всей скоростью, на которую могла решиться. Моя «нова» не приспособлена для слалома. Крушение здесь на кладбище этой ночью не казалось удачной мыслью. Фары отражались от надгробий, но ничего не шевелилось. Гулей не было видно.

Я сделала глубокий вдох — и выдохнула. Второе покушение на мою жизнь всего за два дня. Лучше бы на этот раз тоже стреляли.

45

45

Мы долго ехали молча. Тихое шуршание колес, наконец, прервал Эдуард.

— Вряд ли нам стоит ехать обратно к тебе домой, — сказал он.