— Да, — сказала я.
Мне пришлось наклониться совсем близко, чтобы он меня расслышал. У него в ухе росли мягкие черные волоски.
— Жаль, — негромко, но и не понижая голоса ответил он.
— Было не так уж страшно, — призналась я. — Мне действительно нравилось.
Он повернулся так, что я опять смотрела ему прямо в лицо. Я чувствовала, как опасно мне смотреть на него так, чувствовала, что он много ярче, чем положено человеку. Он смеялся, зубы крупные, крепкие, но желтоватые, немолодые. Казалось чудно, что он как будто ни о чем не заботится, даже не знает, что зубы у него желтые. Фрэнк пару раз успеет отбелить свои еще до тридцати. Мир был полон Фрэнков, а ему бы побольше Робертов Оливеров.
— Я тоже, бывало, наслаждался, — говорил он. — Хоть было на что злиться.
Я рискнула пожать плечами.
— С какой стати злиться на искусство? Мне нет дела до чужих работ.
Я подражала ему, его беззаботности, но он как будто увидел в том что-то новое и удивленно нахмурился.
— Пожалуй, вы правы. В общем, со временем это проходит, верно?
Он не спрашивал, а делился опытом.
— Да, — согласилась я, решившись снова взглянуть ему в глаза. После первого или второго раза это давалось гораздо легче.
— У вас это быстро прошло, — рассудительно заметил он.
— Я не так уж молода.
Это невольно прозвучало с обидой, но он только еще внимательней взглянул на меня. Его взгляд скользнул вниз по моей шее, метнулся на грудь, — мужчина, заметивший женщину, стандартная хищная реакция. Я видела, взгляд был непроизвольным: в нем не было ничего личного. Тогда я задумалась о его жене. Он, как и в Барнетте, носил обручальное кольцо, отчего я заключила, что он все еще женат. Но заговорил он мягко:
— В ваших работах есть большое понимание.
Потом он повернулся и увлекся общей беседой, и я так и не узнала, во всяком случае тогда, что за понимание он имел в виду. Я принялась есть: в таком шуме все равно ничего нельзя было расслышать. Поболтав немного, Роберт обернулся ко мне, и между нами снова повисла пауза и ожидание:
— А теперь чем вы занимаетесь?
Я решила не скрывать правды.
— Ну, работаю в Вашингтоне в двух неинтересных местах, раз в три месяца езжу навестить свою стареющую мать. Пишу по ночам.