Светлый фон

 

Вот как вышло, что Роберт Оливер застал меня в гараже так поздно, что те, кто работал рядом, уже собрались и вышли; так поздно, что у меня расплывалось перед глазами и я видела зелень вместо голубого, и накладывала слишком много желтого, и соскребала его и твердила себе, что пора остановиться. Я перенесла вечерний пейзаж на новый холст, принесенный из спальни, и внесла несколько изменений. Мне вспомнились маргаритки в траве, я не успела написать их при дневном свете и вписала теперь, стараясь, чтобы они плыли над склоном, но они у меня тонули. Было и еще одно изменение. Когда Роберт вошел и закрыл за собой дверь, я была такой усталой, что он показался мне видением, воплощением явившегося у меня за ужином желания, чтобы он пришел. Я действительно забыла о нем, и теперь слепо пялилась на него.

Он остановился передо мной, чуть улыбнулся, скрестил руки.

— Вы еще не легли. Стараетесь для будущей выставки?

Я остолбенела, уставившись на него. Он выглядел нереальным, окруженным сияющей дымкой потолочных светильников. Мне невольно подумалось, что он похож на архангела с тех средневековых триптихов — больше человеческого роста, с длинными кудрями, с золотым сиянием над головой, огромные крылья сложены за спиной и не видны, пока он доставляет какое-то небесное послание. Его линялая золотистая одежда, темный блеск волос, оливковая зелень глаз подходили к крыльям, и крылья, будь они у Роберта Оливера, были бы воистину огромными. Я почувствовала себя вне истории и условностей, над скалистым обрывом на краю света, слишком человеческого, чтобы быть реальным, или слишком реального, чтобы принадлежать человеку. Я ощущала только себя, холст на мольберте, который мне теперь хотелось спрятать от его взгляда, и этого большого мужчину с кудрявыми волосами, стоявшего в шести шагах от меня.

— Вы ангел? — спросила я. И сразу почувствовала: глупо, фальшиво.

Но он поскреб подбородок, поросший грубой щетиной, и засмеялся.

— Это вряд ли. Я вас напугал?

У него хватило порядочности выглядеть смущенным, а может, и в самом деле смутиться.

— Из меня по всем стандартам плохой ангел.

Я выдавила смешок.

— Должно быть, я переутомилась.

— Можно посмотреть? — Он шагнул не столько ко мне, сколько к моему мольберту. Я опоздала, не успела сказать «нет». Он уже зашел ко мне за спину, и я старалась не обернуться, не смотреть ему в лицо, но не смогла, и отступила, наблюдая за ним. Он постоял перед моим пейзажем, и его профиль стал серьезным. Он уронил руки.

— Зачем вы их вставили?

Он указал на две фигуры, идущие по моему берегу: женщина в длинной юбке и маленькая девочка рядом.