— Не все здесь такие нежные.

Потом он снова коснулся ладонью моих волос, и кончиками пальцев — щеки, как будто просто восхищался, а я улыбнулась, но не сделала движения ему навстречу, и мы вернулись к работе.

Когда свет стал темнеть и гаснуть, тени на островах изменились, и я задумалась о ночи. Нам надо было где-то устроиться на ночлег — не нам, мне. Если выехать в шесть или в семь, можно добраться до Портленда и найти мотель. Дешевый, а на поиски дешевого нужно время. А думать о Роберте Оливере и его планах или об отсутствии таковых я не собиралась. Хватит, должно хватить, и того, что я день проработала рядом с ним, можно сказать, под боком.

Роберт стал работать медленнее, я уловила усталость в движении его кисти прежде, чем он остановился и заговорил:

— Хватит?

— Я могла бы прерваться, — согласилась я. — Может, еще минут пятнадцать, чтобы запомнить цвета и тени, но света уже не хватает.

Немного погодя он начал вытирать кисти.

— Поедим?

— Что? Розовые бутоны?

Я указала на обрыв у нас за спиной. На нем были невиданно пышные заросли роз, большие рубиновые цветы в зелени. А подняв голову, вы видели только голубое небо. Мы стояли рядом и смотрели на эту триаду цветов: красный, зеленый, синий, сюрреалистически яркие.

— Или можно перекусить водорослями, — сказал Роберт. — Не волнуйся, что-нибудь отыщем.

Глава 74 1879

Глава 74

1879

Вторая половина дня, Этрета. Берег великолепно освещен, но работа у Беатрис не идет. Она второй раз пытается написать этот вид: перевернутые рыбацкие лодки на берегу. Ей не хватает человеческих фигур, и она вставляет двух дам и господина, прогуливающихся вдоль обрыва: горожанок со светлыми зонтиками, яркое пятно на фоне темной скальной арки вдали. Сегодня здесь еще один художник, тучный мужчина с каштановой бородкой установил ножки мольберта у самой воды: она жалеет, что не написала его. Они с Оливье переглядываются, когда он проходит мимо на пути к берегу, безмолвный компаньон их молчания.

Небо сегодня не получается, даже когда она добавляет белил и подмешивает немного охры. Оливье наклоняется к ней, спрашивает, почему она качает головой. Охра в густом реальном свете трогает его жесткие волосы, усы, светлую рубашку. Она невзначай, когда он склоняется к ней, касается ладонью его щеки. Он ловит и удерживает ее пальцы, целует их, тепло поцелуя растекается по ее телу. На виду у темных окон городских домов, перед крепкой спиной незнакомца, рисующего скалы, перед дамами с зонтиками они быстро целуются. Третий поцелуй. На этот раз она чувствует, как настойчиво его губы открывают ее, — Ив позволяет себе такое только в темноте их спальни. Его язык силен, губы свежи, когда его руки обнимают ее, она понимает, что юность все еще живет в нем, и эти губы — проход к ней, туннель для прилива.