— Маззиолини мог это сделать. Он настоящий убийца. И время подходит. В конце концов, твоя труппа уехала в Лондон лишь после смерти Тома.
Это было правдой. Мы живые преодолели расстояние до Лондона быстрее, чем труп Тома в гробу, который в пути задерживали таможенники, бумажная волокита, недостаток носильщиков и скверная погода. Мы очутились в столице Великобритании на два месяца раньше останков Тома.
— Какой тогда у Маззиолини был мотив? — спросила я.
— Возможно, он знал о тебе и Томе. Возможно, он был в тебя влюблен. Сопровождая тебя столько лет, почему бы и нет? Возможно, он ревновал.
Я ответила:
— Маззиолини не знает, что такое любовь. Поверь мне, я знакома с ним шестнадцать лет. Он чувствует только ненависть. Он служит хозяевам без радости и неохотно. Полагаю, его способность любить умерла еще в младенчестве. Он послушный инструмент в руках Совета. В нем нет ничего светлого.
В отличие от меня. Я не знала, хорошая я женщина или нет. С тех пор как меня заточили в монастырь в пятнадцатилетнем возрасте, я едва ли могла выбирать между добром и злом. До сих пор судьба не оставляла мне ни единого шанса, не отпуская с порочного пути, который мне пришлось избрать. Все мои грехи были ничем иным, как компромиссом между добром, теплившимся во мне, и жестокими обстоятельствами. Хотя, как и у любого человека, у меня были недостатки, я никогда не делала ничего плохого, что не было бы вынужденным шагом, тщательно продуманным выбором между двумя крайностями, с целью сохранить мне жизнь или рассудок.
Я думаю, нам больше не следовало говорить о Томе. Это причиняло слишком сильную боль Валентину. Я подумала вслух:
—
— Но зачем?
— Подумай обо всех тех затруднениях, которые Том создавал в Венеции. Я не имею в виду то, что он сделал со мной. Я имею в виду ваши дела. Едва ли они нравились местным властям. Так, по крайней мере, мне намекнул Главный.
— Они бы убрали его из-за такой безделицы? — Валентину это казалось невероятным. Если Тома убили из-за их торговых дел, значит, Валентин сам послал его на смерть. Том умер вместо Валентина.
Я не видела причин причинять ему боль и дальше. Он и так страдал без друга. Грустный муж — плохой муж.
Потому я предложила:
— Не исключено, что его убили из-за того, как он поступил со мной, девушкой из знатного рода. Вениер! Когда обижают аристократа, весь город чувствует себя уязвленным. Если следовать их извращенной логике, это было чем-то вроде оскорбления национальной гордости.