— Об этом не может быть и речи! Это конфиденциальная информация.

Нарцисс догадался. Волнение галериста было связано с денежной стороной дела. Этот мошенник наверняка продал его картины намного дороже, чем сказал Корто. И боялся, что художник встретится с теми, кто приобрел его полотна.

— Мне глубоко наплевать, сколько вы на этом наварили! — заявил он. — Мне надо видеть свои картины, и точка!

— Нет, нет! Невозможно!

Нарцисс ухватил его за лацканы пиджака:

— Вам ведь известно, кто я такой? А с психами лучше не связываться! Как бы чего не вышло…

— Я не могу дать вам список, — залопотал галерист. — Это особые клиенты, они настаивают на сохранении полной анонимности, и мне…

Он оборвал себя на полуслове. Нарцисс достал из-за пояса «глок». И ткнул стволом ему в подбородок.

— Список, — сквозь зубы прошипел он. — Пока я тебя не прикончил!

Пернати обмяк всем телом, словно внутри у него лопнула пара-тройка позвонков. На подгибающихся ногах он обошел стол и трясущимися руками взялся за мышку компьютера. Кликнул несколько раз — Нарцисс видел отражение файла со списком в стеклах его очков. Вороватый галерист, стуча зубами от страха, включил принтер.

— Глотните водички, — посоветовал ему Нарцисс. — Глядишь, полегчает.

Тот послушно открыл дверцу маленького холодильника, спрятанного в углу за декоративным фонтанчиком, и достал банку кока-колы.

— А меня не угостите?

Дальнейшее сильно напоминало сцену из сюрреалистического фильма. Нарцисс по-прежнему держал галериста на мушке. В полной тишине, нарушаемой лишь гудением принтера, они тянули из банок колу. Справа от себя Нарцисс заметил большую черно-белую фотографию, запечатлевшую лысого мужчину с пронзительным взглядом черных глаз, в брюках с подтяжками. В руках он держал бумажную дудку.

— Кто это?

— Адольф Вёльфли. Я устраиваю ретроспективу его работ. Величайший из мастеров ар-брют всех времен.

Нарцисс вгляделся в лицо художника:

— Он был сумасшедшим?

Пернати заговорил, вернее, не заговорил, а застрекотал как пулемет, без точек и запятых:

— Да, можно сказать и так! Он совершил несколько сексуальных покушений на детей, после чего его признали невменяемым. Поместили в психушку возле Берна. Оттуда он уже не вышел. Но именно там он начал рисовать. Ему давали карандаш и два листа газетной бумаги в неделю. Иногда он рисовал грифелем меньше сантиметра длиной! И оставил тысячи и тысячи рисунков. После его смерти камера была битком набита рисунками и переплетенными вручную книгами.