Лёгу чуть не стошнило. Если в отношении забоя скота у него еще были сомнения (может, не стоило обвинять местных работников в варварстве, может, именно так это и должно происходить), то теперь он точно знал, — таким образом, туши не освежевывают. Этот человек — сумасшедший!

Правда, парень допускал, — от подобной работы можно сойти с ума, захотеть… гемоглобина (при этом — сэкономить… ведь, зачем покупать в аптеке гематоген с бычьими эритроцитами, если под рукой — живая, еще теплая кровь?).

Лёга опустил бинокль и передал его Андрею.

Андрей схватил прибор, словно маленький ребенок заветную игрушку и начал жадно озираться по сторонам, буквально прилипнув к его окулярам.

— Ты чего-то, вдруг, стал, как в воду опущенный, — подметил Мишка изменения, произошедшие в лице Лёги. — Не от высоты?

Лёга Стрельцов отрицательно покачал головой.

— Тогда, может, от бинокля? Я знаю, у моей сестры от очков такое однажды было. Она у меня в очках ходит, иногда их меняет — на новые. Один раз в оптике ошиблись и сделали ей очки, — слишком сильные для зрения, которое она имеет. Так вот, ее, после их примерки, тоже всю перекосило. Еще у нее голова тут же разболелась. У тебя голова — не болит?

Лёга метнул в сторону Мишки испепеляющий взгляд.

— Так что же тогда? Ты, хоть, вниз не упадешь? Сам спустишься? Или нам с Андрюхой тебя снимать придется?

— Да не приставай ты к человеку! Понадобится ему наша помощь — сам скажет об этом, — бросил ему Андрей. — На, вот, лучше, посмотри…

И он отдал бинокль Мишке.

Лёга решил никому не рассказывать, что видел и из-за чего осунулся. Если сам не захочешь этого сделать, — никто и не узнает. Вряд ли народ будет его пытать, чтобы открыть эту тайну. Баламут, вон, поспрашивал и то уже отстал, а остальные его морды вообще не видели, поэтому и вопросов лишних у них не будет. Ну а к прибытию людей на поляну он уж, полностью придет в себя. Правда, тот же Мишка может проговориться. Скажет, дескать, увидел чего-то, и какой-то не такой стал… Но, может, и не проговорится. В крайнем случае, надо просто молчать и не подавать виду, что ему что-то не понравилось, — увидят спокойствие человека, и сами успокоятся.

Вдруг Мишка громко прохрипел:

— Не фига себе!

Так мог хрипеть очень пораженный каким-либо событием человек, который, не смотря на свое потрясение, заботится о сохранении в секрете собственного местоположения, — чтоб не услышали, не обнаружили.

«Чему он там изумляется?» — взволновался Лёга. — «Может, одноухого увидел, а тот… грызет коровьи кишки, прямо вместе с дерьмом… вытворяет нечто более страшное, чем просто хлебание свежей крови?!»