Вся палуба была занята паломниками, в основном, усталыми женщинами – молодыми и пожилыми, многие с детьми. Были и мужчины – человек пять. На одного из них, парня лет двадцати, Мышкин обратил внимание сразу. Парень сидел на корме, обхватив плечи костлявыми руками, озираясь время от времени диким взглядом. Его был крупный озноб, пот с лица и шеи стекал ручьями, и Дмитрий Евграфович без труда определил, что перед ним наркоман в состоянии жестокой ломки.

– Тринадцатый за лето, – сказал Мышкину командир катера – худой малорослый капитан второго ранга с лицом, заляпанным коричневыми кляксами веснушек. – Спасаться сюда едут.

– Как? – спросила Марина. – Как они спасаются?

– Да очень просто! – охотно пояснил капитан. – С острова за наркотой не сбегаешь, и никто не привезет. Помучаются недельку, поорут, повоют, потом за любую работу хватаются, как сумасшедшие.

– Сумасшедшие и есть, – заметил Мышкин.

– Многие потом ни одной службы не пропускают и так становятся трудниками . Вольноопределяющиеся, но, ясно, без зарплаты, только за харчи и крышу над головой. Через год-два, могут стать послушниками. Если настоятель благословит. А там и постриг монашеский принимают, самые упертые.

– Да, – согласился Мышкин. – Лучший способ избавиться от дури – жить там, где наркотиков никогда не бывает. И много таких счастливчиков?

Кавторанг пожал костлявыми плечами.

– Не считал. Главное для них – пересидеть тут год-полтора. Кто уходит раньше, почти всегда опять возвращается к наркотикам.

Мышкин решил, что пора представиться.

– Саша, – в свою очередь назвался кавторанг и лихо козырнул. – Честь имею!

– Честь? – удивился Мышкин. – А по отчеству как будете?

– Да никак! – махнул рукой капитан. – Саша – и все. Честь имею! – с удовольствием повторил он.

– Вы ведь офицер? – спросил Мышкин.

Рыжий удивился:

– Не видно?

Мышкин не ответил и повернулся к Марине.

– В романе Алексея Толстого «Петр Первый» есть интересный эпизод, – неторопливо, словно на лекции, начал он. – Император уговаривает русское купечество развернуть торговлю с заграницей. И обещает купцам массу льгот и привилегий, и среди них такую мелочь: отныне писать их будут во всех бумагах с отчеством. Тут купечество бросилось на колени и завопило: «Надежа-государь! Не надо нам привилегий, отмены пошлин – ничего не надо! Только пиши нас всегда с отчеством, нас и потомков наших!»

Кавторанг хлопал рыжими ресницами и ничего не понимал.