– Да, пожалуйста, Дмитрий Евграфович, – добавил дознаватель. – Оцените и сравните. Проведите экспертизу сами. Уверен, у вас получится.

Мышкин навел микроскоп на резкость и рассмотрел узор. Надо же, сохранилась тоненькая белая ниточка от давнего, еще детского пореза. Ему было пять или шесть лет, когда он развил любимый бабушкин бокал «Наполеон» богемского стекла.

– Полюбовались? – спросил Шарыгин. – Вскрывайте конверт.

Там оказались такие же отпечатки. И подпись: «Отпечатки пальцев, оставленные преступником на бутылке, которой была убита А.М. Шатрова».

– Сравните, – предложил Шарыгин.

– Правый указательный, – напомнил Максим Петрович.

Тут и сравнивать было нечего. Вот он, шрам.

– Мой отпечаток, – сказал Мышкин. – Ну и что?

– Заносим в протокол, – заявил Шарыгин. – Подозреваемый признал, что отпечатки на орудии убийства принадлежат ему. Признали? – он глянул на Мышкина.

– Разумеется. Мои отпечатки. Я оставил.

– Замечательно! – восхитился Шарыгин. – На бутылке, на бутылке оставил! Да?

– Вы не расслышали? – спросил Мышкин.

– Подпишите протокол экспертизы. Что вы согласились с выводами. Чтоб потом не утверждали, что доказательства сфабрикованы.

– Что? Какие доказательства? Этот бред вы называете доказательствами? – брезгливо сказал Мышкин. – Это не доказательства.

– А что это? – удивился Шарыгин.

– Бред сивой кобылы у мешка с овсом. Я же только вам сказал – да, брал бутылку в руки, оторвалось горлышко, я порезался. Посмотрите внимательнее! – он протянул раскрытую ладонь Шарыгину, но тот стукнул кулаком по столу.

– Арестованный Мышкин! Сидеть! Руки на колени! Сержант!..

Одним прыжком Бандера оказался рядом.

– Не спускай с него глаз! – приказал дознаватель. – Видишь, угрожал жестами. Если повторит попытку покушения на дознавателя, то… Понял-нет?

– Так точно! – рявкнул Бандера.