Объятия Тернхаус вдруг обратились в жесткий захват. Ее пальцы, сильные и уверенные, вцепились в голову Браманте, в его великолепную черную шевелюру, и профессор повернула Джордано лицом к себе.

Затем ухватилась за ствол автомата, который сжимал в руках молодой человек, и ткнула им прямо в грудь Браманте.

— Помнишь?! — произнесла она.

ГЛАВА 22

ГЛАВА 22

Семилетний мальчик стоит, замерев на месте, ноги словно примерзли к холодной красной земле, ледяной пот катится по спине, он неподвижен как статуя. Застыл в помещении, наполовину освещенном фонарями, в комнате с голыми стенами, без каких бы то ни было украшений, здесь нет никакой мебели, вообще ничего современного, совершенно ничего.

Помещение самое обыкновенное, обычный боковой закуток в запутанном лабиринте чудес. Место, где можно спрятаться, укрыться для своих постыдных и тайных делишек.

Фантазер не в силах произнести ни звука. Перед его внутренним взором мелькают странные существа, доисторические чудища, которые прятались в мозгу с тех самых пор, когда он только начал понимать и запоминать. И вот монстры дождались подходящего момента, чтобы выбраться наружу.

Эти доисторические существа рвут его мечты на мелкие кусочки. Мечты и устремления превращаются в горькие и иссохшие лоскуты утраченного мира.

Мечты…

…что он преподнесет дар, совершит жертвоприношение, принесет жертву отцу.

…что в этот драгоценный дар, в эту жертву будет заключено то, что исцелит всех троих — мать, отца, сына. Оно закалит и укрепит грубо замешенную, податливую и бесформенную глину их хрупкой семьи. Новая связь, вполне естественная, останется такой на всю жизнь, пока факел не перейдет словно по эстафете в другие руки, как это всегда бывает, когда в один черный день окажется, что жизнь исчерпана до конца, и единственным свидетельством ее останутся лишь воспоминания, огнем горящие в памяти того, кто переживет остальных.

Все внутренние переживания, самые глубокие, самые личные устремления распадаются, рассеиваются и исчезают в этом полуосвещенном пространстве, не сулящем ничего доброго и хорошего.

И эта маленькая смерть отнюдь не только его собственное переживание. Тут присутствуют и другие, они свидетели происходящего, и это лишь усиливает стыд.

Мальчик слышит их, шестеро стоят прямо позади него.

Овцы.

Перепуганные овцы хихикают от страха, а в голосе Лудо Торкьи слышится и некая угроза, некое мрачное понимание того, что сейчас происходит. Как и мальчик, студенты понимают — то, что они видят, останется с ними навсегда, войдет в их жизнь. От яда воспоминаний не существует противоядия.