Светлый фон

— Беги, — тихонько говорит она, взглядом показывая на отца, уже начинающего обретать сознание. — Беги к Большому цирку. Нигде не останавливайся. И жди там. Я найду тебя.

— А потом? — смиренно спрашивает мальчик, испуганный и обнадеженный одновременно.

Она целует его в щеку. Губы ее влажные и добрые.

— А потом я тебя спасу. Навсегда.

ГЛАВА 23

ГЛАВА 23

«Помнишь?!»

Боль внизу, восхитительное ощущение совершаемого над ней насилия, привкус крови и сама кровь, текущая из нее, — в первый раз, когда он овладел ею, взял грубой силой, стремительно, в отдаленном раскопе в пустынной и безлюдной местности где-то в Апулии.

В тот день Джудит Тернхаус потеряла свою не слишком привлекательную невинность в пыльных развалинах ничем не примечательного храма Диониса, пока остальные студенты трудились с совками и щетками всего в полусотне метров под палящим солнцем. Он лишил ее невинности за какие-то три-четыре минуты дикой боли, словно ее девство вообще ничего не значило, а было всего лишь дорогой к достижению им самим краткого мига желанного наслаждения.

Джудит была для него лишь сосудом, физическим прибежищем, и это почему-то делало все происшедшее еще более стоящим, дорогим для нее событием. В ее унижении и его животной страсти нашла отражение реальность, столь жестокая, гнусная и подавляющая, что потом Тернхаус просто лелеяла ее, оберегала это ощущение, чтобы испытывать его вновь и вновь холодными одинокими ночами, когда думала о нем, только о нем одном.

Теперь здесь, в митрейоне под Большим цирком, в месте, о котором они давно договорились, она вспомнила все, что было за эти последние четырнадцать лет, — все встречи, все совокупления, имевшие место после того, первого раза, свирепые, кровавые схватки под землей, на грубом камне, чуть не драки… Все было точно таким же, все было таким с самого начала.

Эти дикие совокупления были для нее порогом исступленного восторга, экстаза, какого она когда-либо достигала. В такие моменты Тернхаус будто освобождалась от собственного тела, возносилась ввысь, а в голове порхали сплошь ангелы — избитые, в синяках. Потом они покидали ее, истерзанную и выдохшуюся, но молящуюся о том, чтобы это поскорее случилось вновь.

«Нет, больше никогда».

Именно так он сказал много лет назад, и тогда ее мир перевернулся.

Это была ложь, и оба это знали. В то утро Джудит видела их на площади Пиранези, наблюдала, как мальчик смотрит в замочную скважину, потом скрытно последовала за ними, когда Джорджио повел сына в подземный раскоп.

Она отвлекла его внимание, уволокла подальше от мальчика. Вновь ругались, очень тихо, так что Алессио не слышал. Потом опять едва не подрались. И заручившись обещанием, что это последний раз — никаких больше свирепых, разнузданных совокуплений в темноте, хватит вытряхивать из волос влажную землю и плесень, — она все же добилась своего.