— Мирей, открой! Открой, Мирей! Успокойся, свои!

Поскольку такое чертовское перерождение бизоньего настырства, сулившего Виктору гибель, в ангельский благовест было еще страшнее, чем весь предшествовавший сип и мат, Виктор схватился за двери кабинки, уверенный, что ни за что не отпустит. Но голос все пел, а он, как Улисс, не заклеил уши, а голос звучал все проникновеннее и любовнее:

— Мирей, успокойся! Выйди сюда, Мирей!

И Виктор сдался и выпустил дверь из рук. Тянувшая отлетела с дверью и села с размаху. На Виктора уставились два темных глаза на пораженном лице.

В колени ей ударила вылетевшая из рук дверь, потом в лицо ей ударило солнце, и, сотрясаясь всем телом, повалившаяся налетчица чихнула три раза.

— Скажи еще что-нибудь, потому что я без очков, Антония. По чиху-то я уже понял, что ты — это ты.

Что же, затворницу Мирей выпускать или в этой колготне разбираться? Какой-то могучий человек, с палками, ударялками и стрелялками, навешанными по телу, обвязывает чаловыми канатами Николая и второго, пузатого, бандита. Антония и Виктор, поглядев опять друг на друга, кидаются к Бэру. Лужа крови все больше. Растекается по Бэру и по песку.

Трое, вместе с вязавшим, падают над Бэром на колени. Антония срывает блузку, промокнуть хлещущую кровь из горла Бэра. Майка Виктора идет туда же. Здорово это они оба сразу разделись, прямо как при первой встрече в «Космосе» четверть века назад. Оба, видимо, подумали одно, друг на друга взглянув. Хотя сейчас совершенно не до тех мыслей.

Что-то все говорят взахлеб. Никто, похоже, не заметил, что Люба сумела, выпроставшись из-под лодки, по-пластунски уползти. И остался б от нее только змеиный след на дюне, если бы из-за кустистого горба навстречу Любе не вынырнула чья-то макушка, за макушкой плечи, а за плечами не показалась в полный рост идущая сверху во всю высоту мужская фигура. Пришелец наклонился над Любой, широко развел объятия, поднял Любу, захватил, стиснул где-то на высоте плеч.

— Джоб, она же удирает, сволочь! — раздается совсем уже на хрипе крик Антонии. — И там ей помогает какой-то мужик, ой, Джоб!

Виктор как-то сумел домчаться по песку до Любы поперед Джоба. Подбегая, Виктор издали расслышал, как Джанни каким-то новым, спертым от ярости голосом чеканит:

— Я прошу прощения, но всему есть предел, Люба. После того, что вы сделали с нами и нашим ребенком, будете отвечать по закону. К сожалению, я должен вас завязать в то самое одеяло, которым вы в бандитских целях воспользовались. Дай мне его, Виктор.

Виктор, доскакав, нагнулся к выпавшему из-под руки Джанни фнаковскому пакету и выволок из-под мятой «Стампы» и угловатой карты все то же соседское клетчатое одеяло.