— Судя по твоей физиономии, все прошло замечательно? — выдавливаю я с гримасой, призванной изобразить улыбку.

— Мурр, — кивает мерзавка.

Самый толстый и крупный карп бьет хвостом, отгоняя более робких сородичей от горстки плавающего на поверхности корма. Огромный, совершенно круглый рот разевается и корм исчезает в хрящеватой розовой полости. Какая гадость эти рыбы!

— Это было что-то! Бедный мальчик был настолько голодный! — Жанна смакует воспоминания.

— Да неужели? Даже не снял толком штаны?

— А ты откуда знаешь? Да, даже не снял. Кинулся зверем. Давно такого не видела. Раритет, в Москве таких уже и не встретишь. Все стали в конец затраханные, если не блядьми, так самой жизнью. Последний раз Рафик пришел около месяца назад, поел и вместо секса говорит, массаж, мол, лучше давай. А какой там массаж, если при его жире даже до шейных позвонков не добраться, молчу уже про остальное?.. Короче, ладно, думаю, будет тебе массаж, пристроилась сзади, локтями по нему хожу, чуть ли не коленями, трудилась-трудилась… пока он не захрапел! Меня такое, Поль, зло разобрало! Ты не представляешь! Я на него с ногами запрыгнула и давай скакать у него на спине, думала, позвоночник переломится… — Жанна закуривает, и ее зеленые глаза, словно сигаретным дымом, заволакивает густым туманом неприятных воспоминаний.

По мне пробегает волна мелких мурашек, отвращение борется с жалостью.

— И?

— А что «и»? Ну он проснулся. Не сразу. Но проснулся. Вытаращился на меня и спрашивает: это где ты так по-японски научилась делать? Представляешь? Я его чуть не угробила, хотела кости переломать, прямо нашло на меня не знаю что, задыхалась от ненависти, а он думает, это японский массаж!

— Понятно.

На миг жалость к подруге берет верх над омерзением, но Жанна уже опять довольно мурлычет:

— То ли дело француз. Все как раньше у мужиков было, еще в студенческие времена, прям как вот природой положено. Двадцать сантиметров полного восторга. И с такой приятной дугой, не слишком криво, но и не слишком прямо, а как раз то, что надо. И такой стояк! Ни сосать не надо, ничего. С Рафиком проблема, само у него давно не подымается, надо сначала в рот, а потом, как видишь, что все, готов он, быстро перепрыгиваешь и садишься. Если замешкалась и не успела, то все по-новой, опять в рот…

Нет, определенно, все-таки побеждает омерзение. Меня начинает подташнивать. Я отворачиваюсь к карпам. Те уже сожрали весь корм и теперь выглядывают мордами из воды, рты жадно раскрыты, тугие сытые бока переливаются бронзой на солнце.

— А Арно мне сам вчера массаж сделал, — продолжает Жанна. — Вино притащил, меня на руках в кровать перенес… Мы до этого стоя были… Потом уже лежа, после вина…