— Мы еще увидимся, солнышко! Я обещаю. И все будет хорошо! — услышала я сзади голос Макса.

Я не могла ни оглядываться, ни отвечать. На меня обрушилось какое-то оцепенение… пустота… и я, ничего не соображая, шла вперед.

— Ваши билет и паспорт.

Глядя в одну точку, протянула документы.

— Проходите. Счастливого вам полета!

Главное сейчас было не оглядываться. Если я еще раз увижу его глаза, у меня разорвется сердце и, как дешевая бумажная новогодняя хлопушка, на потеху зрителям разлетится по всему залу блестящими красно-сине-желтыми лоскутками.

Два раза зацепившись ватными ногами о ровное место, я тупо и оцепенело прошла в коридор. Вошла в самолет.

— Your ticket, please! Your seat is at the end on your right side.

Не видя ничего перед собой, я шла сквозь строй уже сидящих на своих местах и смотревших на меня пассажиров. Вокруг, как по мановению волшебной палочки, резко исчезли русские лица и стала преобладать голландская и английская речь. Неведомо откуда запахло заграницей. В самолете играла приглушенная классическая музыка, и люди были одеты как-то чище и стильнее, чем обычная толпа на московских улицах, а на розовых благополучных и расслабленных лицах застыли ничего не выражающие приветливые маски. Душ «Tropical Rain»…

Два голландских клерка в приличных льняных костюмах учтиво вышли в проход, давая мне пройти, и я села на свое место у окна. Открыла сумку. Потянула за черный бархатный бантик и открыла подаренную Максом коробочку. Краем глаза заметила, как округлились глаза и вытянулись шеи у моих голландских попутчиков. Макс просто сошел с ума!

Или это все-таки я сошла с ума? Что я тут делаю? Куда и зачем я лечу?! Немедленно очнуться и выйти из этого самолета! Разбить окошко и выпрыгнуть прямо на потрескавшийся асфальт!

— Please fasten your seatbelts, — попросил вышколенный женский голос по радио.

Я механически пристегнула ремень безопасности и подумала, что дальше все так и будет — очень безопасно, комфортно, легко и… и очень механически. Вся жизнь — с пристегнутыми ремнями. Чтобы, если мы вдруг окажемся жертвами статистики, и наш самолет вздумает упасть, мы, накрепко и безопасно к нему привязанные, ухнули вниз, увлекаемые железным корпусом, прямо на жесткую землю…

Самолет взревел моторами и вырулил на взлетную полосу. Я прислонилась лбом к холодному иллюминатору, за которым, казалось, прямо мне в лицо моросил усиливающийся дождь, и тупо смотрела на замелькавшие сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее кривые и облезлые столбики с какими-то аэропортовскими пометками. Когда у меня заложило уши, я поняла, что самолет уже оторвался от земли и взлетает в серое пасмурное небо.