Макс курил и не смотрел на меня. Казалось, его уже не было рядом. Он лежал, облокотившись на подушку, и облако сигаретного дыма медленно соскальзывало с его лица, уносимое легким движением ветра в сторону распахнутого окна. Из-за густых и длинных ресниц поблескивали холодным стальным блеском его слегка прищуренные и красноватые от бессонной ночи глаза. Я беззвучно выдохнула и убрала свой замерший над родинкой палец.
Сквозь шевелящуюся тонкую занавеску в комнату уже начали проникать первые звуки города, в котором начинался очередной, самый обычный московский день.
День тринадцатый
День тринадцатый
Внимание! Заканчивается посадка на рейс KL904, вылетающий в Амстердам. Просьба оставшихся пассажиров срочно пройти на посадку к стойке номер 14».
Неизвестно каким волшебным образом просочившийся за паспортный контроль и сейчас стоявший рядом со мной у грязной стеклянной стены, за которой бело-голубой Боинг уже готовился к взлету, Макс повернулся и слегка дотронулся до моей руки.
— Тебе пора, — сказал он.
Я снова была одета в свою привычную родную и чистую одежду, еще пахнувшую влажным воздухом Амстердама. Вызванный утром шофер отвез меня, прямо в Максовском халате и тапочках, ко мне домой, где я быстро переоделась, покидала в чемодан так ни разу и не пригодившиеся шелковые платья и каблуки, наспех поцеловалась с некстати расплакавшейся мамой и, все на том же шофере, без особых приключений доехала до «Шереметьево 2».
Так и не заснувший ни на минуту этой ночью Макс смотался куда-то ранним утром и вернулся с моей, оставленной когда-то, где-то давно, еще в прошлой жизни, в доме в Веледниково, сумкой, в которой в целости и сохранности лежали все мои документы, кошелек с заблокированными мной кредитками, мобильный телефон и ключи от амстердамской квартиры, а также где-то уже раздобытый им билет на сегодняшний рейс в Амстердам. Один билет…
— На вот, — грустно улыбнулся Макс. — Кажется, тут все на месте. Все обвинения в наркоторговле с тебя сняты. Я еще раз сегодня проконтролировал. Так что лети спокойно.
И куда-то немедленно убежал.
В следующий раз я увидела его уже в аэропорту, в зале ожидания посадки. Вежливо раздвигая толпу руками, он шел по серому залу, высматривая меня с высоты своего роста.
— Как ты вообще сюда прошел?
Лицо его после бессонной ночи было бледнее, чем вчера, и карие глаза казались от этого еще более темными и большими.
— Захотел и прошел. — Он едва заметно улыбнулся и прижал меня к себе. — Что это там у тебя торчит из сумочки?
Я опустила глаза и увидела, что из моей сумки выглядывает какой-то черный бархатный бантик. Потянула за него, и в моей руке оказалась маленькая изящная коробочка с тиснеными золотыми буковками «Cartier».