— Я все же предпочел бы прийти к вам домой.

Было ясно, что Харви Уоррендер не любит, когда ему перечат. И он пробурчал:

— Не могу сказать, чтобы мне нравилась такая таинственность. В чем дело-то?

— Как я уже сказал, дело весьма личное. Я думаю, вечером вы согласитесь со мной, что нам не следовало обсуждать это по телефону.

— Послушайте, если речь идет об этом чертовом безбилетнике…

— Не о нем, — перебил его Ричардсон. Во всяком случае, не непосредственно, подумал он. Лишь косвенно, благодаря злонамеренному двуличию, которое неосознанно вызвал к жизни безбилетник.

— В таком случае ладно уж, — соизволил безо всякого желания согласиться министр по иммиграции. — Если вам так надо, приходите ко мне домой. Буду ждать вас в восемь часов.

И в телефоне щелкнуло — он повесил трубку.

2

2

Достопочтенный Харви Уоррендер жил во внушительном двухэтажном особняке в деревне Рокклифф-Парк, что на северо-востоке от Оттавы. Через две-три минуты после восьми лидер партии увидел, как в свете фар его «ягуара» появились извилистые, обсаженные деревьями бульвары деревни, когда-то прозаично называвшейся Чащобой Маккея, а ныне ставшей элегантным эксклюзивным поселением столичной элиты.

Дом Уоррендера, к которому Ричардсон подъехал еще через несколько минут, стоял среди большого благоустроенного лесистого участка — к нему вела длинная, проложенная полумесяцем подъездная дорога. Двойные белые двери с белыми колоннами по бокам вели в дом, фронтон которого был красиво выложен тесаным камнем. На западе и на востоке, за примыкающими к нему лужайками, как было известно Ричардсону, стояли дома французского посла и судьи Верховного суда, а через дорогу жил лидер оппозиции Бонар Дейц.

Оставив «ягуар» на подъездной дороге, Ричардсон прошел между колоннами и нажал на горевшую кнопку звонка. В доме тихонько зазвонил колокольчик.

Министр по делам гражданства и иммиграции в домашней куртке и красных кожаных туфлях открыл одну из двойных белых дверей и выглянул наружу.

— А-а, — сказал он, — это вы. Что ж, входите.

И тон, и манера говорить были нелюбезны. Да и язык у него слегка заплетался — видимо, решил Ричардсон, вследствие выпитого виски, стакан с которым Харви Уоррендер держал в руке и которому, по всей вероятности, предшествовало несколько других. В такой ситуации, подумал он, едва ли удастся проделать то, ради чего он приехал. А может быть, и удастся: влияние алкоголя порой непредсказуемо.

Лидер партии вошел в дом, ступив на толстый персидский ковер, лежавший на середине широкого вестибюля с дубовым полом. Харви Уоррендер жестом указал на стул времен королевы Анны с прямой спинкой.