— Да подожди ты, ты слушай, как это было, — с досадой остановила меня разгорячившаяся Надя. — Уже одно то странно, что пожилой человек, простой колхозник, собирается что-то рисовать. Причем Чесучову это не просто захотелось — его охватило жгучее желание и не отпускало, пока он не взял картонку и карандаш. Рука, говорит, сама двигалась. Никогда не рисовал, а получилось не хуже, чем у профессионального художника. Чесучов пришел со своей иконкой на похороны Аполлонии, и я видела его художество. У Евлария довольно характерное лицо: короткий нос, чуть прищуренные глаза, над правой бровью — шрамик…

Шрамик… Где я уже слышал о шрамике?.. Не слышал — читал! Читал в «Любителе древности» у Сизова. Или Чесучову известна монастырская легенда о Захарьиной пустыни? А может, он знает от Степана какую-то другую легенду?

— Слушай, Надя, как ты думаешь, согласится Чесучов показать свою иконку и мне? — спросил я.

— Ага, любопытно стало! А сначала все ухмылялся!

— Так согласится или нет?

— Думаю, что легко согласится. Только ведь он живет не в Москве, а в Малоярославце, туда часа два ехать на электричке.

— Не важно. Как я могу с ним связаться?

— Связаться с ним довольно сложно. Он работает сторожем в школе. Надо звонить в эту школу и просить передать ему, чтобы он перезвонил. Я свяжусь с ним сама и договорюсь о встрече. Кстати, мы можем съездить в Малоярославец вместе, в эти выходные, например. Как ты на это смотришь?

И Надя пообещала мне уже сегодня позвонить Чесучову.

Я взглянул на часы и сообщил, что мне пора.

— Ты спешишь? — разочарованно спросила она.

— Я собираюсь еще поработать. Из-за Кареева у меня выпало полдня — придется наверстывать вечером.

— Я понимаю, — уныло согласилась Надя. — Я, между прочим, тоже теперь работаю. Надо же зарабатывать на жизнь. Устроилась санитаркой, в 1-ю Градскую больницу, где лежала Аполлония. Удивлен? А меня такая работа вполне устраивает. Вчера я отдежурила первый раз. На этой неделе я в ночной смене, с восьми вечера до восьми утра. — Она посмотрела на часы. — Через три часа опять заступать. Ты к метро? И я с тобой. Съезжу домой переоденусь.

Мне предстояло еще сообщить ей о своем решении.

— Надя, я должен тебя разочаровать и по другому поводу. Супружеские перестановки…

Надя внезапно остановилась.

— Правда? — выдохнула она, и ее взгляд упал в землю.

— Я хочу тебе все объяснить…

— Не надо, не объясняй! — опять перебила она меня. Морщинки у нее на лбу стали еще резче. — Ты знаешь, Берт, я хочу пройтись еще разок по бульвару. Ты иди, а я — обратно.

Я поймал ее за руку и остановил.