— А я тут только что сварила себе кофе. Не хотите чашечку?

— Нет, я к вам на минутку. — Он бегло осмотрел гостиную. — У вас очень мило.

— Убожество по сравнению с вашей квартирой. Вы живете в настоящей роскоши.

Он сел не на стул, а на диван.

— Когда я ее купил, это было жалкое, неотделанное помещение. Многие комнаты пустовали лет двадцать, если не больше. В них пахло плесенью и птичьим пометом. А в детстве я спал в маленькой задней комнатушке вроде клозета, без окон. Матрас лежал на полу, ни одной простыни, лишь два одеяла и подушка без наволочки — разорванная, в пятнах, с кошачьим запахом.

Он подошел к окну.

— Я купил квартиру из-за этих фантастических разноцветных окон-витражей. Подлинный Уильям Моррис, я-то знаю все его эскизы. Мне очень нравится, что витражи скрывают за окнами самый заурядный пейзаж, без какой-либо элегантности или изысков. По утрам, когда через них проникает свет, они напоминают волшебный фонарь. — Дэниэлс повернулся к ней. — Я плохо спал ночью и все время размышлял о нашей беседе, о том, что мы обсуждали.

Анна устроилась на ручке кресла, приготовившись выслушать его признания. Дэниэлс развалился на диване, нахмурился и посмотрел на свои руки.

— Я многое помню, но долгие годы старался об этом не думать. Во всяком случае… — Он осекся и облизал губы.

Дэниэлс объяснил, что в детстве он постоянно не высыпался из-за шума и пьяных криков по утрам. Полиция часто приезжала и забирала напившихся скандалисток. А потом, в один прекрасный день, социальная служба увезла его и поместила в приют. Его жизнь резко изменилась: теперь его кормили три раза в день, и он ходил в чистой одежде. Но его снова и снова отправляли домой.

— Она требовала вернуть меня назад. Я так и не понял почему, ведь она совсем не хотела меня воспитывать. И когда меня уводили из приюта, я визжал и плакал.

Анна заметила, что он рассказывает ей об этом без волнения, ровным голосом. О своих чувствах он умалчивал и лишь перечислял факты. Как его то привозили, то увозили, пока он не сбежал из дома. Тогда социальная служба отправила его в детский дом, и оттуда он попал к новым приемным родителям.

— Когда я вырвался из этой проклятой дыры, то начал хорошо учиться. Я даже выиграл приз, и меня перевели в одну из лучших школ. И все это время я не слышал от нее ни слова, не получал писем, и она мне не звонила. А в пятнадцать лет я как-то ехал в автобусе, выглянул из окна и увидел ее. Выглядела она чудовищно: лицо раздулось от пьянства, а грудь обвисла, но при этом она надела мини-юбку и втиснула босые ноги с сетью синих вен в туфли на высоких каблуках. Я испытал отвращение.