— Нет, разумеется.

— Ну а мне приходилось. И поверьте, убить человека — это далеко не одно и то же, что дать пинка какому-нибудь претенциозному болвану в наглаженном костюме. Мысль, что человек, способный дать ближнему в морду, с такой же легкостью способен этого самого ближнего убить, в корне неверна и порочна. И если вы так думаете, то это значит, что вам еще многое предстоит познать и многому научиться.

Они долго молчали.

— Что же теперь будет? — спросил он, нарушая затянувшуюся паузу.

— Не знаю. Ирвинг попросил меня посидеть с вами и по возможности успокоить. Думаю, сейчас он решает вопрос, как быть дальше. Что же касается меня, то сомневаюсь, что мне удалось преуспеть в своей миссии и вас успокоить.

— Что он сказал, когда позвонил вам и попросил сюда приехать?

— Он объяснил, что случилось, и попросил меня негласно присутствовать на допросе. Что бы вы там ни думали о своем начальстве, этот человек в данном конкретном случае на вашей стороне. Сомневаюсь, что он верит в вашу причастность к убийству лейтенанта. По крайней мере в то, что вы непосредственно участвовали в этом деле. Но он понимает, что для многих вы являетесь совершенно очевидным подозреваемым и вам необходимо задать ряд вопросов. Думаю, что, если бы вам во время этого допроса удалось сдержать свои эмоции, вся эта неприятная процедура довольно скоро закончилась бы. Они проверили бы ваши слова о Флориде и позволили соскочить с крючка. Я даже сказала Ирвингу и людям из ОВР, что вы поставили меня в известность о своих планах слетать во Флориду.

— Я не хочу, чтобы они проверяли мою историю. Не хочу впутывать в это дело невинных людей.

— Поздно. Они уже знают, что вы ведете самостоятельное расследование.

— И как же они об этом узнали?

— Когда Ирвинг мне позвонил и предложил приехать на допрос, он упомянул о папке с делом об убийстве вашей матери. Сказал, что овээровцы нашли ее у вас дома. И еще ящик с вещественными доказательствами по этому делу…

— И?..

— И… он меня спросил, не знаю ли я, часом, что вы собираетесь со всем этим делать?

— То есть все-таки попросил вас передать ему конфиденциальные сведения, полученные во время наших сеансов.

— Во всяком случае, не прямо.

— А по мне, очень даже прямо. Он сказал, что речь, идет именно о деле моей матери?

— Сказал.

— И что вы ему ответили?

— Ответила, что не вправе говорить о чем-либо, обсуждавшемся во время сеансов. Похоже, мой ответ его не устроил.

— Не удивлен.