А Сысолятин в кирпичном помещении КПП в который раз крутил диск старенького телефона. Но ответом ему в какой-то момент стала вязкая, ватная тишина. Телефон не работал. Вдруг за спиной капитана раздался голос – нежный, грудной и волнующий:

– Ну что, капитан, стихи дописали?

* * *

Майор Моисей Шмальц работал в огороде. Он любил работу в столь ранний час: ни комаров, ни мошек, зорька занимается… Поработать, потом налить стопку, закусить огурчиком. Жена Лидка уехала с вечера в город за покупками, у свояченицы заночует, корить некому. Неожиданно на дороге запрыгали блики фар, и аэродромный «уазик-буханка», нещадно давя соседскую клубнику, вкатился прямо на пустошь между участками. Шмальц от такой наглости даже лопату выронил и распрямился, бросив окапывать вишню.

Из кабины на него смотрел худой, не по званию серьезный старший сержант – безликий какой-то, очень бледный, узколицый. Незнакомый. Обычно на этой машине ездил аэродромный балагур, блондин Мишка. Незнакомый сержант уперся немигающими глазами в майора и сухо проговорил:

– Товарищ майор, вас срочно вызывают на аэродром. Борт из Москвы!

– Еще один, что ли? Опять консервы собачьи, – буркнул майор, ставя лопату к забору. – Сейчас. Переоде…

Но сержант словно тащил его в машину взглядом, и майор Шмальц неожиданно для себя беспрекословно подчинился. Ворча, он лишь ополоснул под рукомойником красное полное лицо и, как был, в тренировочных брюках и старой защитной рубахе без погон, полез в «уазик». Водитель, так же нагло прокатившись теперь уже по соседской картошке, – а ведь Шмальц говорил: огораживай! – погнал машину обратно. Майора распирало любопытство, но спрашивать у этого бледноносого и какого-то совсем не человеческого водителя ничего не хотелось.

Проселок бросал им под колеса ухабы, ветки лупили по крыше машины, мутный рассвет лился в окна. Майор присмотрелся и обратил внимание, что они почему-то едут не по направлению к трассе, а заезжают в часть с другой стороны, по разбитой тяжелыми «КамАЗами» колее, со стороны складов ГСМ. Он уже открыл было рот, но водитель, не разжимая тонких, почти не видных губ, скупо оборонил:

– На КПП ворота заклинило. Барьер.

Шмальцу не оставалось ничего, кроме как кивнуть.

Через десять минут после того, как машина, ворочая ребристыми колесами маслянистую желтоватую глину и елозя в колеях, пробралась в ржавые воротины складского въезда, открытые, наверно, первый раз за несколько лет, там, на этих колеях, снова зачавкало грязью. Из леса, ломая молодые березки и принимая на себя дождем сыпящиеся листья, выполз и застыл тихо БТР, похожий на сонного носорога. Теперь аэродром был блокирован со всех сторон.