Махаб аль-Талир с усмешкой наблюдал за ними из-под густых ресниц. Таможенник вернул ему проштемпелеванный паспорт. Другой сотрудник показал на ковровую дорожку, расстеленную тут же: проходите, согласно белым правилам. Араб легко вышагнул из своих мягких сафьяновых штиблет темно-красного цвета, поставил их на резиновую ленту, отправляя вслед за багажом, и прошел по дорожке в черных носках. Затем миновала ее и Майя, торопливо, с гримасой смахивающая слезы со щек. Таможенник покрутил головой, высматривая на девушке обувь, но так и не найдя ее, только пожал плечами.

Бах! Штамп засинел в паспорте девушки. Путь был открыт.

Алексей стоял за стойкой, глядя на нее с мукой. Сколько времени прошло с того момента, когда он посадил ее в свою машину, проезжая по улице 1905 года, бездумно, просто так, никуда не торопясь? Год? Примерно. А ведь они успели слиться в одно целое, они стали сообщающимися сосудами, они спали в позе, называемой психологами «Ноша»: Майя сворачивалась калачиком и клала голову под живот своему спутнику. Это самая доверительная ночная поза…

И вот девушка уходила, сопровождаемая этим изысканным арабом, чтобы улететь на край света; уходила, мелькая милыми пяточками из-под голубого сари.

Все сжалось еще раз внутри и тонко пискнуло.

А на стойке таможенника тоже тихо пискнул какой-то прибор, похожий на коробочку, с клеймом: «ТЭЛОС. Изделие № 344». Мигнула лампочка, прибор затих. Сотрудник с досадой взял его, встряхнул… и, ничего не поняв, плюхнул на место. Он ему явно мешал.

На посадку, сотрясая воздух своими тремя мощными двигателями, заходил аэробус из Франкфурта. А борт, следующий по маршруту Новосибирск – Тегеран – Дели, только что закончил заправку.

* * *

В это самое время далеко от них, в морге первой больницы патологоанатом стянул с рук резиновые перчатки и досадливо бросил их в урну. Его молодой помощник-практикант остался стоять у цинкового стола, пораженно глядя на разверстые внутренности толстого голого человека, умершего несколько часов назад от перитонита и доставленного в морг буквально из предоперационной палаты – ему даже не успели подготовить медицинские документы.

– Зашивай. Справишься? – бросил патологоанатом от раковины, где плескался, тщательно намыливая руки. – Я буду сейчас с бумагами мараковать.

Помощник с благоговейным ужасом коснулся инструментов.

– А все-таки… отчего же, Иван Палыч?

Патологоанатом, хмурый краснолицый человек, подошел, вытирая большие, как у мясника, волосатые руки.

– Да черт его знает! Я никогда такого не видел. Видишь, весь пищевод, как сито. И желудок тоже. Он будто абразивного камня наглотался, который ему все и источил. Ладно, зашивай давай, на обед пора!