Таким образом, выше 8000 метров — чуть больше 24 000 футов, на пятьсот с лишним футов выше, чем то место, где мы спим сегодня на Северном седле, — в будущей «зоне смерти» задерживаться дольше необходимого абсолютно исключено. Выше 8000 метров вы просто умираете — в буквальном смысле, каждую минуту, которую проводите на такой высоте. Технический термин этого процесса — некроз. Доктор Пасанг объяснил, что при этом не только отмирают миллионы нервных клеток — остальной мозг из-за недостатка кислорода тоже не может нормально функционировать, кровь становится густой и вязкой, а остальные органы начинают увеличиваться в размерах (как уже увеличилось сердце у всех нас, даже у шерпов), в буквальном смысле грозя разорваться и просто отключиться, перестать работать.
Пульс у нас давно уже участился до 140 ударов в минуту или даже больше, из-за чего каждый шаг вверх или легкая физическая нагрузка становятся не просто трудными, но и опасными. В тщетной попытке доставить больше кислорода к мышцам и мозгу кровь в наших жилах уже загустела, с каждым часом пребывания на этой высоте и с каждой попыткой подняться еще выше увеличивая риск смертельно опасного инсульта или тромбоза. Любопытно, что, поскольку из-за недостатка кислорода кровь стала темнее, наши лица, губы и конечности приобрели голубоватый оттенок. И только периодическое подключение «английского воздуха» позволяет нам избавиться от самых серьезных проблем.
А до вершины еще 5500 футов.
Подумав, что скоро нам придется спуститься, я, тем не менее, глубже зарываюсь в пуховый спальник и снова проваливаюсь в сон, предварительно сделав глубокий вдох из кислородного баллона, отчего согреваются замерзшие ноги.
Затем кто-то или что-то вваливается в палатку, и я резко просыпаюсь и пытаюсь сесть. Получается с третьей попытки.
Реджи нет. Мелькает мысль: «Пошла в туалет?», но затем я замечаю, что ее спального мешка тоже нет.
В проеме двери появляется Дикон, а за ним — снежный вихрь и стена холодного воздуха. Если бы не красные повязки, которые он вчера повязал на рукава своего пуховика, я бы его не узнал: он с головы до ног покрыт снегом и льдом, летный шлем, балаклаву и очки обрамляют сосульки, а огромные внешние рукавицы гремят, когда он пытается их снять. На спине Дикона обледенелый кислородный аппарат, но маска не надета, и я не сомневаюсь, что регулятор поставлен в положение «Закрыто».
— Холодное утро, — сообщает он, тяжело дыша.
Я вытаскиваю часы. Начало восьмого.
— Где ты был,