Светлый фон

Барби зажмурился, представляя себе пришествие этого темного мессии. Высокая, худая, властная фигура, стоящая среди разрушенных скал, страшная и черная, в длинной робе с капюшоном. Что это за существо и почему Эйприл Белл улыбалась? Потеряв голову, он попытался заглянуть под черный капюшон — оттуда ухмыльнулся белый череп.

Барби проснулся, вскочил — но не от этого отвратительного сна. Его пугали собственные желания, тянущие его куда-то, которые он даже не мог определить. Слабая пульсирующая боль появилась в затылке, и он налил еще рюмку, что заглушить ее. Барби включил радио, но, услышав сладкое начало рекламной песенки, повернул ручку обратно. Ему безумно хотелось спать…

Но он боялся заснуть.

Барби не мог понять, почему собственная кровать внушает ему такой страх. Медленный, ползущий холодок. Как будто он знал, что преследующие его кошмары полностью завладеют им, если он заснет. Но это был не только страх. К нему примешивалось странное неудовлетворенное любопытство, нетерпеливое ожидание чего-то, что вдруг разом освободило бы его от всех ненавистных проблем.

Вилл не мог понять также, что его связывает с Эйприл Белл. Это чувство было сродни какой-то необъяснимой тяге. Ему следовало опасаться ее. Ведь как бы то ни было, она либо ведьма, либо душевнобольная, что более вероятно. Несомненно, что она вызвала смерть Мондрика. Однако терзающие его раздумья касались даже не Эйприл, а тех мрачных, пока еще спящих сил, которые девушка будила в нем.

Он отчаянно пытался забыть о ней. Конечно, уже немыслимо ей звонить. Барби даже не был уверен, что желает ее видеть, хотя туманная неотвратимость влекла к ней. Он завел будильник и снова лег. Сон навалился на него мгновенно.

Эйприл Белл звала его.

Он слышал ее голос сквозь дальний шум транспорта. Этот звенящий золотой колокольчик был сильнее гудков машин и стука трамваев. Он вырывался из тьмы чистого света, похожего на ее малахитовые глаза. Барби казалось, он видит ее сквозь весь застроенный город.

Только она уже не была женщиной.

Ее манящий бархатный голос был человеческим, да. Не изменились и ее удлиненные, экзотически приподнятые к вискам глаза. Белая шубка слилась с ней. Она стала бетой волчицей, пушистой, осторожней и сильной. Ее чистый женский голос звал его из темноты:

— Иди сюда. Барби! Ты нужен мне!

Он четко видел потрескавшуюся, осыпающуюся штукатурку на потолке узкой спальни, слышал мерное тиканье будильника, ощущал плотный матрац, чувствовал сернистый запах фабричного дыма из открытого окна. Он был уверен, что не спит, а ее голос звучал так правдоподобно, что Вилл не мог не ответить.