Барби попятился от нее.

— Нет, не Ровену! — выдохнул он. — Она всегда была мне настоящим другом, даже после разрыва с Мондриком. Она щедрая, добрая. Забываешь, что она слепая, — такой прекрасный человек…

— Но ты не человек, Барби.

Улыбка исчезла с клыков белой самки.

— И я не думаю, что вдова — настоящий человек. У нее слишком много нашей крови, поэтому она вдвойне опасна. Вот почему надо ей помешать рассказать…

— Нет, — отчаянно зашептал Барби. — Я не могу нападать на беспомощную слепую женщину.

— Она отнюдь не беспомощная, — грозно ответила белая волчица. — Она слишком много знает, и от Мондрика, и по своей работе в Африке. Ты видел, сколько серебра она носит против нас. И эта огромная собака, которую надрессировал Мондрик. И у нее не может не быть другого оружия. Она крепкий орешек, но мы должны попробовать.

— Я не пойду!

— Пойдешь! Ты будешь делать то, что следует. Сейчас ты свободен, все твои человеческие слабости валяются у тебя дома на кровати. Сегодня ночью ты со мной, со всей нашей полуистребленной расой, и мы будем драться с людьми.

Ее алая усмешка дразнила.

— Бежим, Барби, пока не настал рассвет.

Белая самка убегала, и слабые остатки человеческой природы покинули Барби. Он бросился за ней через газон, ощущая под ногами хруст утреннего ледка на траве; его чувства были обострены, он слышал малейший шум, улавливал все запахи тесного города — и любой из них, даже горячий выхлоп раннего молоковоза, был приятнее, ближе, чем тот ядовитый газ, который испускало ископаемое оружие.

К западу от университетского городка, на Университетской улице, стоял на неухоженной лужайке знакомый дом из красного кирпича. Барби споткнулся, увидев черный креп на входной двери, но волчица не останавливалась, и он повиновался ее манящему запаху.

Потому что его тело осталось далеко, и человеческие оковы были давно сброшены. Белая самка бежала рядом с ним, живая и желанная. Он принадлежал к ее племени, и они ждали Сына Ночи. Он присел рядом с ней на крыльце, пока она растворяла дверные панели.

— Ровена не должна мучиться, — умоляюще прошептал Барби. — Она всегда была добра ко мне. Я приходил сюда, и она обычно играла мне на рояле свои мелодии, грустные, замысловатые, прекрасные. Она заслуживает легкую, безболезненную смерть…

Волчица поджалась, ощутив грозный отвратительный запах — запах собаки. Шерсть на ней встала дыбом, она оскалилась и зарычала. Зеленые глаза были устремлены на дверь, и она не обращала внимания на жалобные мольбы Барби.

Согнувшись рядом с ней, он увидел, как дверь расплывается в ирреальный туман. Он видел за ним знакомую комнату — пещера камина, темная гора рояля. Услышал шум быстрых шагов, различил смутное движение внутри. Внезапно щелкнул замок, и призрачная тень двери распахнулась.