Монти с восхищением смотрела на эту блистательную женщину. Ей было пятьдесят с небольшим, и ее длинные темные волосы пронизывали серебряные нити, которые казались скорее украшениями, чем приметами возраста. В ее красивом лице с классическими чертами Монти обнаружила явное сходство с Коннором.

– О’кей, значит, в январе в Нью-Мексико? – с техасским акцентом сказал один из мужчин. – Мы начнем пробное бурение и посмотрим, что оно даст.

– Последние двенадцать месяцев оставили о себе великолепное впечатление, – сказал другой. – Желаем вам самого счастливого Рождества.

– И удачного Нового года, – ответила хозяйка.

– Я не сомневаюсь, что с вашей помощью удача нас посетит, – последовал ответ.

Она улыбнулась и королевским жестом склонила голову:

– Сделаю все, что в моих силах.

– Раньше вы творили чудеса.

Выражение ее лица чуть затуманилось.

– Нет, джентльмены, чудесами мы называем вещи, которые не можем объяснить. А те, что можем, – это наука. Именно ею я и занимаюсь – а не чудесами.

Троица удалилась. Пока горничная придерживала перед ними дверь, женщина повернулась к Коннору.

– Привет, мам. – Он поцеловал ее в щеку, и она восприняла его поцелуй с таким спокойствием, словно не единственный сын приветствовал ее, а крепостной преподнес положенную десятину. – Разреши мне… э-э-э… представить тебе, – сказал он, и присущая ему уверенность, казалось, покинула его, – Монтану Баннерман… Монтана, познакомься с моей матерью.

Она встала, испытывая легкую растерянность, поскольку не знала, должна ли она протянуть руку.

– Очень рада познакомиться с вами, миссис Моллой.

Женщина бросила взгляд на Коннора и снова без улыбки посмотрела на Монти:

– На самом деле я Донахью. Табита Донахью.

Смутившись, Монти порылась в памяти, пытаясь понять, в самом ли деле она допустила оплошность. Может, эта женщина повторно вышла замуж, а Коннор ничего не сказал? Или она забыла?

Коннор покраснел и запустил руку в волосы.

Мать повернулась к нему:

– Ты оставишь здесь мотоцикл на ночь?