Светлый фон

Глава восьмая Послеродовой ультиматум

Глава восьмая

Послеродовой ультиматум

— Джон! — Сквозь туман предутреннего сна я услышал, как кто-то повторяет мое имя. — Джон, проснись! — Дженни трясла меня за плечо. — Кажется, я рожаю.

Я протер глаза и приподнялся на локте.

— У меня болезненные схватки, — объяснила она. — Частые — я засекала время. Звони доктору Шерману.

Сон исчез. Дженни рожает? Мы с нетерпением ожидали появления на свет нашего второго ребенка — снова мальчика, как показало ультразвуковое исследование. Однако, похоже, наш младший сын решил появиться на свет раньше, времени. Дженни была на двадцать второй неделе беременности — чуть больше половины обычного сороканедельного срока. В это время плод так мал, что его шансы на выживание вне материнского чрева очень невелики.

— Может быть, это еще ничего не значит… — бормотал я, торопливо набирая номер гинекологической консультации.

Две минуты спустя нам перезвонил доктор Шерман.

— Возможно, это просто газы, — сонным голосом предположил он, — однако лучше проверить.

Он приказал мне немедленно везти Дженни в больницу. Я заметался по дому, собирая вещи. Дженни позвонила своей подруге и коллеге Сэнди, тоже молодой матери, жившей от нас в нескольких кварталах, и попросила разрешения оставить у нее Патрика. Проснулся Марли и запрыгал вокруг меня в предвкушении ночной прогулки.

— Извини, дружище, — сказал я и, несмотря на его явное разочарование, отвел его в гараж. — Тебе придется остаться и сторожить дом.

Я взял из колыбельки Патрика, пристегнул его к детскому сиденью в машине, и мы выехали из дома.

В предродовом покое больницы Девы Марии медсестры быстро взялись за работу. Они переодели Дженни в больничное и подключили ее к монитору — измерителю схваток. Скоро выяснилось, что схватки повторяются каждые шесть минут. Да, это были определенно не газы.

Доктор Шерман приказал вколоть бретин — средство, расслабляющее матку. Схватки прекратились, но через два часа возобновились. Пришлось сделать второй укол, затем третий.

Следующие двенадцать дней Дженни провела на сохранении, в окружении специалистов-перинатологов, подключенная к мониторам и капельницам. Я взял отпуск и сидел с Патриком: все домашние дела — кормление, стирка, уборка, работа в саду — легли на меня. И конечно, на моего мохнатого сожителя. Бедняга Марли — с положением второй скрипки в семейном оркестре ему пришлось распрощаться.

Однако жизнь его не превратилась в кошмар: была в ней и светлая сторона. Оставшись в одиночестве, я вернулся к холостяцкому (читай: свинскому) стилю жизни. Властью единственного взрослого в доме я приостановил действие Брачного Кодекса и вернулся к прежде запретному Холостяцкому Законодательству. Пока Дженни лежала в больнице, я не стеснялся надевать одну рубашку два и даже три раза подряд и плевать на пятна; молоко я пил прямо из пакетов, а сиденье в туалете перестал опускать вообще. К большой радости Марли, дверь в ванную была теперь открыта двадцать четыре часа в сутки. Кого стесняться — ведь женщин в доме нет! Я даже оставлял кран в ванной открытым, чтобы Марли в любой момент мог попить холодной водички. Дженни, узнай она об этом, пришла бы в ужас.