— Мама, ты пойми. Из двенадцати месяцев я дома бываю четыре месяца. Мы едем в отпуск. Жена меня отпускает, а сама со мной не едет. Денег выдает в обрез. А я здоровый мужик. Мне хочется любви и женской ласки. Я понимаю, что подлец. Но жизнь берет свое. Может кто-то может сдерживать себя, а я не хочу. Я жене сказал: «Хочешь, чтобы я не гулял — выжимай из меня все жизненные соки». Она этого не делает. А когда я буду сексом заниматься? На пенсии что ли? Или мне надо начать заниматься онанизмом. Но я этого не хочу.

— Ты уже взрослый и самостоятельный. Я тобой горжусь и люблю. Делай, как знаешь. Но я же переживаю, когда по ночам ты болтаешься неизвестно где. Может ты уволишься, приедешь сюда и женишься на Наташке. Твоя Ирина, откровенно говоря, мне не очень нравится.

Эту же идею развивала и Наташка. Увольняйся, жить есть где. На жизнь мы себе заработаем. Через неделю я попрощался со своими родными, попрощался с Наташей. Она откровенно грустила и не хотела расставаться. Провожала меня до трапа самолета, еле сдерживала слезы. Через день я уже оказался в Виннице. Ира купила четыре путевки в Трускавец. Два отдельных номера. Вода меня не интересовала, хотя все дружно заставляли меня ее пить. Процедуры и прогулки меня тоже не увлекали, но меня водили туда и сюда на моцион. Умные беседы с родителями Ирины меня утомляли. Когда я начал высказывать свое мнение о жизни и смерти наших вождей, политике партии, тесть посоветовал мне больше молчать, чтобы в тюрьму не замели меня и их дорогую дочку. А тут еще за последний год Ирина превратилась в благовоспитанную девушку. «Так нельзя. Так мне стыдно. Так никто не делает. Ты прям ненасытный. Я же не секс машина». Так что, если кто хочет, может меня осуждать. Но надеюсь, большинство, меня все-таки поймет и оправдает. Если не оправдает, то проживу остальную жизнь весь такой виноватый и не прощенный.

За три дня, совместно проведенных с родителями Ирины, разница во взглядах на жизнь, превратилась в пропасть. Я тяготился их обществом, страдал от тех часов в течение суток, которые надо быть вместе с ними. Тесть, как он рассказывал о себе, в течение двадцати пяти лет работал председателем колхоза в Воронежской области, а теща там же в этом селе — директором школы. Тесть чужих мнений не воспринимал. Его суждения и высказывания абсолютно правильные и обсуждению не подлежат. Теща голос не повышала. Мужу только поддакивала, но напоминала кобру перед нападением. Ирину они считали верхом совершенства и красоты. А после того, как она рассказала о своей работе в Ужгороде, а особенно в Германии, ее авторитет в их глазах вырос до небес. Я стал хилым придатком к их изумительной дочери. Ирина просто купалась в тех похвалах и восторженных комментариях, когда она рассказывала о себе, своей работе, учебе, общественной деятельности. Эту тему они могли жевать, пережевывать с новыми подробностями сутками. Вся боевая подготовка артиллерийского полка являлась придатком к активной деятельности женсовета, который поднялся на такую высоту благодаря круглосуточной работе их дочери.