— Чтобы ты знал, — сказал Валера серьезно, — ты Николаю Ивановичу очень понравился. Очень, очень редко он нового человека приглашает на ужин, а тем более для вечерней беседы. У него весь день расписан. На втором этаже команда из трех помощников сидит на почте и телефонах круглосуточно. Смотри не облажайся. Он дал разрешение на твое полное обследование.

— А что, без его согласия, ты этого делать не мог?

— Без его согласия сейчас даже птички на эти деревья не садятся, — очень серьезно ответил Валерий Михайлович.

Мы вернулись в приемную. Николай Иванович еще отсутствовал, но в комнате горел огонь в камине, которого я раньше не заметил. На столике лежали свежие газеты и журналы. Минут тридцать мы сидели одни, пролистывая газеты и обсуждая новости. Пришел Николай Иванович. Мы продолжили разговор про Афган, про действия наших войск и артиллерии в пределах моей осведомленности и компетенции. Выслушав мой рассказ о взрыве мины, Николай Иванович вдруг спросил о цели моей поездки к комбригу.

— Отвечать честно. Что ты забыл в боевой машине, что полез обратно в люк?

Эти два вопроса меня ошарашили. Про возвращение я ничего не говорил, но ответил честно:

— Мы договорились с комбригом, что, когда будет передышка, выпить за дружбу и его день рождения по сто грамм. Я прибыл на наблюдательный пункт, вылез из машины, когда вспомнил, что свой планшет с картой и флягу с водкой не взял и полез опять на броню в люк. Все это заняло минуту.

— А время полета мины, судя по всему, 25–40 секунд. Наблюдательный Пункт душманами засечен, данные подготовлены, цель пристреляна. Если бы ты не полез обратно, то сегодняшняя встреча не состоялась бы.

— А, я — то думал, что эта мина прилетела случайно.

— Да нет. Тебя ждали. Ну, не конкретно тебя, а крупную рыбу, которая с брони будет слезать не торопясь, а может, еще задержаться для дачи особо ценных указаний.

Я с минуту переваривал в своем сознании то, что услышал. Уже дважды Николай Иванович ставил меня в тупик.

— Виктор, расскажи, а как ты стал племянником Ахромеева?

Удар за ударом. Уже и это знает. Кто мне может сказать, а что он еще знает? Я рассказал про Любу, про приезд Ахромеева, про телефонные звонки его помощника.

— Ну, а дальше домыслы начальников, которые решили, что лучше перебздеть, чем недобздеть. Один выдумал, а другие подхватили.

— А ты, Виктор, не возражал?

— Возражал, Николай Иванович. Но, чем больше я это отрицал, тем больше они все считали, что мне приказали это не афишировать.

— Главное, в этой истории, что ты повел себя достаточно скромно. Нигде не выпячивался, ничего не просил, кроме Волги у командира корпуса. Ладно. Не оправдывайся. Не переходишь черту, значит молодец.