Уля знала наверняка. Страх смерти пахнет полынью, он делает человека уязвимым. И нет ни единого средства, чтобы это исправить. Ты можешь скупить целый торговый центр, но если тебе суждено оступиться на выходе и разбить голову о плитку, ты выйдешь, оступишься и разобьешь. Так есть ли смысл в вещах, которыми мы припорашиваем беззащитность нашей жизни, кроме как простое сокрытие наготы?

Уля покачала головой, прогоняя тяжелые размышления. Они мешали. Они сбивали с толку. И продолжали метаться в голове, играя в чехарду. Когда в чрево сумки была спрятана последняя скомканная майка, Уля чувствовала себя окончательно разбитой и обессиленной.

Оставалось еще одно, возможно, самое важное. Записки Артема скомканной грудой лежали на спинке дивана. Ульяна пыталась расправить их, собрать аккуратной стопочкой, но руки слишком дрожали и листочки постоянно падали, разлетаясь по полу, похожие на странных белых птиц с широкими исписанными крыльями.

Уля наклонилась, подхватила стопку, пригладила ее рукой и бережно положила поверх одежды. Прикрыла все это полосатым шарфом, осторожно застегнула молнию и наконец выдохнула. Сборы закончились. Но мыслей, куда податься, так и не появилось.

За окном медленно начинало светать. Еще час, ну два, и сыну Оксаны пора будет собираться в школу. Переступит ли он через мертвого дяденьку по пути в туалет? Моральное отупение ребенка, даже растущего в компании скандальной мамаши и туповатого отца, не могло достигнуть таких масштабов. Так что полиция приедет. И очень скоро.

Не хватало только потратить уйму времени в участке. Показания, свидетельства, разборки. Как объяснить, почему ее следы остались рядом с трупом? А если она видела расправу, то почему сразу не позвонила куда следует?

Уля потянулась к пакету, привезенному из квартиры отца, выудила хрустящее печенье и принялась грызть его, чтобы хоть чем-то занять трясущееся от страха тело. Выход оставался всего один – нужно возвращаться к Артему и прятаться там, в том числе и от матери, которая, конечно, поджидает ее у подъезда, разъяренная, как фурия.

Первая электричка отходила от станции через полчаса. Уля подхватила сумку, выбралась в коридорчик и потянула на себя дверь. Плотный, тошнотворный запах смерти мощной волной ударил в нос. В нем не было ни капли полынной горечи, одна лишь правда жизни. Человек, умерший в луже собственной крови, воняет отвратительно. И выглядит не лучше.

Стараясь не смотреть по сторонам, Уля проскользнула к выходу. Соседская дверь скрипнула.

– Эй! – Хриплый голос Оксаны заставил ее остановиться. – Что делать-то будем?