– Ну, где платежка-то? – Соседка явно начинала нервничать. – Показывай.
– Послушайте. – Уля замолчала, собираясь с мыслями. – Ни в коем случае не пейте! – Слова сами сорвались с губ, вываливая правду без всяких сантиментов. – Он хочет вас отравить, понимаете? Вам же плохо будет! Вы умрете, если выпьете эту рюмку!
Наталья застыла в дверях, становясь похожей на огромный валун, в который с рассветом превращаются тролли из детских сказок.
– Подумайте, – не отставала Уля. – Что ему может быть от вас нужно? Комната? Деньги? Что?
Наталья продолжала молчать, медленно хлопая редкими ресницами.
– Ну же! Наталья! У вас есть деньги? Наличные? Или счет в банке?
– Счет – да. Счет у меня есть, – оживилась та. – Государство мне пенсию платит. А куда ее тратить? Я складываю. На счет… Да. Счет у меня есть.
– А Николай? Он знает про эту пенсию?
– Знает, конечно, он же мой муж! – В голосе читалось явное самодовольство. – Что ж я, без приданого, что ли, замуж пошла? Нет! Я выписку в сберкассе взяла, ему показала, и он сразу сказал: мол, пойдем, Наталья, жениться будем! И я пошла.
Больше всего в эту секунду Ульяне хотелось схватить новоявленного соседского супруга за его мерзкую бороденку и оторвать ее вместе с кожей. А потом заставить съесть.
– Если вы умрете, ему достанутся все ваши деньги, и комната тоже отойдет ему. Ни в коем случае не пейте. И разводитесь с ним как можно скорее…
Наталья пожевала губами, постояла немного, развернулась одним рывком и стремительно потопала к двери. Уля догнала ее на пороге.
– Вы меня поняли?
– Поняла я. Поняла. – Она отодвинула Улю в сторону и ушла к себе.
Дверь Уля запирала дрожащими руками. Мало ли на что решится сумасшедший дядя Коля, узнав, что его большая рыба сорвалась с крючка? Уля вернулась в свой дальний угол, кинула на пол подушку, укрыла плечи пыльным пледом и села ждать. Шум за стеной раздался в ту же секунду.
– Ну чего там? – Голос Николая был приглушенным, но слышимым. – Разобралась?
– Разобралась.
– Не якшалась бы ты с девкой этой, жена. Мутная она какая-то.
– А ты? – Наталья говорила громко, однако на удивление спокойно.
– А что я?