Крайцлер машинально кивнул, что-то напряженно обдумывая.

— Чикаго… а ведь в городе много иммигрантов, не так ли?

— Разумеется. Немцы. Скандинавы. Поляки. Да кто угодно…

— И среди забастовщиков их было немало, верно? — Я воздел руку:

— Я понимаю, к чему вы клоните, Крайцлер, но само по себе это может ничего и не значить. В то время иммигрантов можно было найти на любой забастовке по всей стране.

Ласло немного помрачнел:

— Да, наверное. Но все же…

Тут в бар влетел юный посыльный в красной униформе с бронзовыми пуговицами — он выкрикивал мое имя. Вскочив, я устремился к нему, и парень сказал, что нас зовет портье. Я помчался в вестибюль, Ласло — следом. Портье уже протягивал мне трубку: звонила Сара и она была не вполне в себе.

— Джон, ты там?

— Да, Сара. Говори, что у тебя.

— Сначала присядь, похоже, мы на что-то наткнулись.

— Я уже насиделся. Рассказывай.

— Я нашла в «Таймс» об убийстве Дьюри. Они следили за историей почти неделю, а после давали заметками. В статьях — все, что вам нужно о семье.

— Подожди, — сказал я. — Сейчас расскажешь все Крайцлеру, так он сможет записать.

Ласло устроил свою записную книжку на стойке, чем раздосадовал портье, и поднес трубку к уху. И вот что он услышал — я из-за плеча следил за тем, как его каракули покрывают страницу за страницей.

Отец преподобного Виктора Дьюри был гугенотом и покинул Францию где-то в начале века, чтобы избегнуть религиозных гонений (поскольку гугеноты все же были протестантами, а большинство их соотечественников — католиками). Он эмигрировал в Швейцарию, однако и здесь его семье удача не улыбнулась. Его старший сын, Виктор, священник кальвинистской церкви, решил попытать счастья в Новом Свете, куда отбыл в середине века. По приезде он обосновался в Нью-Полсе — городке, основанном в XVIII столетии голландскими протестантами и ставшем пристанищем для сотен французских гугенотов. Здесь Дьюри основал небольшое движение евангелистов на средства жителей города и в течение следующего года перевез жену и сына в Миннесоту, намереваясь нести протестантскую веру племенам сиу (пока индейцев не выжили еще дальше на запад, в Дакоты). Хорошего миссионера из Дьюри так и не вышло: он был крут и нетерпим, и на индейцев его красочные картины гнева Господня на отступников и неверующих, по сравнению с которыми все преимущества жизни во Христе блекли, произвели не очень хорошее впечатление. Группа в Нью-Полсе, финансировавшая его, уже была на грани того, чтобы отозвать незадачливого миссионера, но тут началось Великое восстание сиу 1862 года — самый значительный конфликт в истории отношений поселенцев и аборигенов.