— Ну? Чем могу быть полезен, джентльмены?

Я сразу — и, можно сказать, элегантно — перешел к легенде, разработанной нами с Крайцлером еще в бостонском поезде.

— Это доктор Ласло Крайцлер, — представил я своего друга, — меня же зовут Джон Скайлер Мур. Я репортер «Нью-Йорк Таймс». — Сказав так, я извлек бумажник и продемонстрировал служебную карточку. — Точнее — уголовный репортер. Мои редакторы назначили меня провести расследование ряда… скажем так, нескольких громких дел последних десятилетий, которые остались нераскрытыми.

Дьюри кивнул с некоторым подозрением:

— Вы приехали расспрашивать о моих родителях.

— Совершенно верно, — ответил я. — Вы, несомненно, должны были слышать, мистер Дьюри, о том, что сейчас расследуется деятельность Нью-йоркского полицейского управления.

И без того узкие глаза Дьюри после этих слов и вовсе превратились в смотровые щели.

— Это дело их не касается.

— И это верно. Но моих редакторов беспокоит, что органы правопорядка либо не могут распутать значительные дела по всему штату, либо не интересуются ими. Вот мы и решили поднять некоторые и посмотреть, в каком состоянии они сейчас, спустя много лет. Поэтому не могли бы вы рассказать нам вкратце о смерти своих родителей?

По лицу Дьюри словно прошла стремительная болезненная волна. Когда он заговорил снова, подозрения уже не было в его голосе — только покорность и печаль.

— Кому это сейчас может быть интересно? Больше пятнадцати лет прошло.

Я подпустил в голос сочувствия и негодования:

— Разве время оправдывает тех, кто не смог найти убийцу, мистер Дьюри? К тому же не забывайте: вы не один. Другие тоже знают, что жестокие преступления остаются нераскрытыми и безнаказанными, — и эти люди требуют объяснений.

Дьюри взвесил мою просьбу в уме и с сожалением покачал головой:

— Это их дело. У меня нет желания об этом говорить.

Он было двинулся прочь от нас, но я, прекрасно зная повадки обитателей Новой Англии, предвосхитил и это.

— Разумеется, — мягко и вкрадчиво произнес я, — предусмотрено вознаграждение.

Он попался — остановился, обернулся и внимательно посмотрел на меня:

— Вознаграждение?

Я одарил его дружеской улыбкой: