Дверь не была заперта. Переступая порог, Дуэйн моргнул и машинально поправил на носу очки, чувствуя, как всем его существом вновь овладевает горькое чувство потери, вызванное, как он решил, по-прежнему витавшим внутри запахом трубочного табака, который обычно курил дядя Арт. В ту же секунду Дуэйну пришла мысль о том, как быстротечна человеческая жизнь и как недолговечны свидетельства его пребывания на этом свете: несколько книжек, запах любимого табака, одежда, которую станут носить другие, несколько фотоснимков, документы, письма, не представляющие никакой ценности для посторонних… Человеческое существо, с внезапно подступившим головокружением подумал Дуэйн, оставляет в этом мире мизерный след, который исчезает так же быстро, как след руки, на минуту опущенной в море: стоит ее вынуть – и воды снова сомкнутся, будто ничего и не было.

Дуэйн вместе с отцом прошел через кухню в темный «кабинет».

– Я сейчас вернусь. – Старик говорил шепотом, но оба, сами не понимая почему, воспринимали это как должное. – Можешь пока побыть здесь, если хочешь.

Дуэйн кивнул и щелкнул выключателем.

Старик исчез в спальне, и мальчик услышал, как открылась дверца шкафа.

В доме дяди Арта были кухня, кабинет, переделанный из оказавшейся ненужной столовой, и гостиная, достаточно просторная, чтобы вместить плетеное кресло-качалку, уйму книжных полок и пару кресел, стоявших по обе стороны от столика с разложенной на нем шахматной доской – Дуэйн узнал партию, которую они с дядей разыгрывали в последний раз, когда он был здесь, – и большой телевизор на консолях. В дальнем конце располагалась крохотная спальня. Передняя дверь вела на небольшую бетонную террасу, выходящую во двор, занимавший примерно два акра. Гости никогда не пользовались этой дверью, но Дуэйн знал, что дядя Арт любит посиживать здесь вечерами, покуривая трубочку, любуясь расстилающимися на север полями и прислушиваясь к шуму машин, доносившемуся сюда со скрытой за холмом Джубили-Колледж-роуд.

Дуэйн прогнал воспоминания и постарался сосредоточиться. Дядя Арт однажды упомянул, что с сорок первого года ведет дневник и хранит все тетради. Вполне возможно, что в этом дневнике сохранились какие-то записи, касающиеся книги, о которой дядя говорил по телефону и которая теперь попала в руки Конгдена – если, конечно, ее не забрал кто-то другой.

Он включил лампу на заваленном бумагами письменном столе. Стены самой большой комнаты, превращенной в кабинет, были заняты высокими, от пола до потолка, книжными полками, заставленными огромным количеством томов в твердых кожаных переплетах. Еще несколько полок стояли в центре кабинета и служили опорой для положенной горизонтально огромной двери – это сооружение дядя Арт и называл своим письменным столом.