Лоренс неожиданно вскрикнул и отпрыгнул назад.

Дейл круто обернулся и в коротком разрыве света увидел, как земля внезапно выгнулась, на гладкой поверхности появились комья грязи – хотя трава при этом оставалась нетронутой, – и длинная полоса борозды протянулась еще фута на четыре, до самых его кедов.

Майк кормил с ложечки Мемо, а за окнами одна за другой сверкали молнии – такие яркие, что, несмотря на занавески, в комнате становилось светло как днем. Занятие, признаться, было не из приятных. Глотать старая женщина могла, и пищеварительная система работала как положено – в противном случае бабушку нельзя было бы оставлять под присмотром домашних и пришлось бы поместить ее в дом престарелых в Оук-Хилле. Однако есть Мемо могла только протертую пищу, причем каждый раз нужно было помогать ей открывать и закрывать рот. Само глотательное движение скорее походило на внезапный приступ удушья. И разумеется, большая часть пищи оставалась на подбородке и широком нагрудничке, который повязывали старушке на время кормления.

Но Майк терпеливо справлялся с этой работой. Он кормил бабушку и одновременно, во время долгих перерывов между двумя глотками, разговаривал с ней, сообщал о маленьких домашних новостях: о том, что печатали воскресные газеты, о приближении дождя, о проделках сестер.

Внезапно глаза Мемо страшно расширились и она судорожно заморгала, пытаясь что-то сообщить. Майк часто жалел, что они не изучили азбуку Морзе еще до удара, приключившегося с бабушкой. Но откуда же им было знать, что это понадобится? Как бы то ни было, сейчас, когда Мемо моргала, потом делала паузу, снова моргала и опять впадала в неподвижность, знание азбуки Морзе пришлось бы очень кстати.

– Что случилось, Мемо? – прошептал Майк, наклоняясь поближе и вытирая салфеткой бабушкин подбородок.

Он с опаской оглянулся через плечо, ожидая увидеть темную тень за окном. Но там была лишь сплошная темнота. В следующее мгновение ее разорвала внезапная вспышка света, озарившая листья липы и поле на другой стороне улицы.

– Все в порядке, – поспешил успокоить бабушку Майк и набрал новую ложку тертой моркови.

И все же что-то было явно не в порядке. Мемо заморгала интенсивнее, а мышцы на горле так напряглись, что Майк испугался: ему показалось, что еще секунда – и бо́льшая часть ужина извергнется обратно. Он опять склонился к лицу Мемо, стараясь понять, не подавилась ли она. Нет, не похоже. А мигание тем временем превратилось в лихорадочное стаккато, – казалось, с Мемо вот-вот случится новый удар, который станет последним. Но позвать родителей он не мог: царившее за окном затишье перед бурей словно каким-то непостижимым образом сковало его движения и заморозило чувства. Майк неподвижно застыл в кресле, держа в вытянутой руке ложку и не в силах шевельнуть хоть пальцем.