– Тьфу, зараза! – воскликнул старик и в сердцах пнул крошечное полуистлевшее тельце, из-за чего оно развалилось на две тряпичные половинки. Тут же в воздухе распространился острый запах разложения – тошнотворно-сладкий и удушливый.

Матвей закашлялся, зажал нос морщинистой ладонью и вернулся в дом, чтобы взять перчатки. Перчаток, однако, не нашлось, так что он достал откуда-то из-за кухонного шкафчика джутовый мешок, вырезал из него два широких куска, обмотал ими руки и пошел обратно в погреб.

Волокнистая ткань соскальзывала с кистей, и старик дважды выронил крысу, прежде чем сумел крепко ухватить ее за посеревший от времени хвост и выбросить во двор.

Вооружившись лопатой, Матвей вырыл сбоку от крыльца небольшую ямку, положил туда трупик, закидал его землицей и разровнял получившийся холмик.

– Здорово, дед Матвей! – окликнул его проходивший мимо сосед, тоже старик. – Ты чего это там? – поинтересовался он, указывая на лопату.

– Крыса в погребе издохла, ага. Закопаю, так, поди, запаха не будет.

– Крысы это ужас! Смотри, как бы не расплодились! Заразу они переносят, – сосед потоптался с ноги на ногу, явно желая с кем-нибудь поговорить, но не знал, как продолжить, потом вспомнил слухи, гулявшие по деревне уже неделю, и спросил: – Ты про эпидемию-то слыхал? На беловешенских шахтах, говорят, человек пятнадцать в мир иной отправились.

– Да слыхал, слыхал, – устало протянул Матвей. – Мне ужо чуть ли не каждый успел рассказать. Грипп до них добрался, я вот чего думаю.

– Да не! Болезнь неизвестная. Бабки-то наши говорят, это, мол, бесы воду мутят.

– В головах у них бесы, ага! – ответил дед Матвей и слабо улыбнулся.

Сосед рассмеялся, судорожно покивал головой, вроде как одобряя шутку, и пошел своей дорогой.

А Матвей счистил с лопаты комья сырой почвы, оглядел пустой и неприбранный двор, задумался было, как его можно обустроить, но махнул рукой и поднялся на крыльцо, припадая на хромую ногу. Инструмент он оставил у входа, прошел в свою комнатушку, выпил холодный чай, позабытый с утра на столе у койки, схватил первую попавшуюся газету да прилег отдохнуть. Особенно вчитываться в то, что понаписали журналисты, ему сегодня не хотелось. Так, пробежался глазами, лениво перелистывая страницы, и мельком уловил некоторые заголовки да обрывки фраз: «…напали на трассе…», «Администрация обещала…», «НЕИЗВЕСТНАЯ ЭПИДЕМИЯ», «ИКОНА СПАСЛА ОТ РАКА», «Девушка запомнила рябое лицо одного из нападавших», «…поселок процветает», «…есть жертвы…», «Небывалый интерес к церкви…», «ПРОРОК СВОЕГО ОТЕЧЕСТВА», «…до двух тонн меди…», «Карантин…», «…сама виновата в изнасиловании…», «Общественность разделилась…», «Епархия не спешит…» и прочее, прочее бессвязной чередой. Вся эта мешанина из плохо пропечатанных букв сложилась в голове у старика в слепок какого-то очень странного мира, в котором всюду чудеса и все процветает, а общественность сама в этом виновата.