Двадцать восьмого апреля один старичок из местных сослепу напился красной воды и слег с жуткой болью в животе. Жил он с женой и братом-вдовцом. Брат на следующее утро отправился в рабочий поселок, попытался призвать тамошних обитателей к ответственности и был бит – несильно, впрочем. Жена, ясное дело, подняла крик на всю деревню.

Шалый в тот момент сидел в своем новом жилище, в тесной душной атмосфере, и пил с двумя сотоварищами – да и как не пить, коли жизнь скучна! Рябой курил в уголочке да сплевывал на пол, хозяин дома недовольно на него поглядывал, но сказать от страха ничего не смел, а сам Бориска оживленно рассказывал о лесных похождениях:

– Ох, и дубак в декабре стоял! Этот вон, – указал в сторону рябого, – окоченел до полусмерти. На обогрев-то только три бутылки водки взяли да за осень выпили. И тут терпила какой-то выныривает среди леса. Я смотрю: е…ь, там одёжа сто́ит, как полдеревни нашей. Клифт-то на нем шибко теплый, до сих пор его ношу, – он указал в сторону вешалки, где висела толстая плотная куртка темного цвета, на утином пуху, с меховым капюшоном. Помолчал немного, собирая спутанные от опьянения мысли, и продолжил: – Ну, думаю, аржан с него нехилый будет. А он подлетает и такой: я, мол, заблудился, компас потерял, помогите. И рюкзак полон жратвы! Подфартило нам с этим дурачком, короче. И лопатник при нем оказался, так мы на эти деньжата до февраля жили.

– Вы чего… убили человека что ли? – уточнил хозяин дома, а осоловелые глазки его округлились от ужаса.

– Мы-то? – переспросил рябой, сделав последнюю затяжку. – Не боись, по башке просто е…ли и шмотки сняли.

– Замерз, поди, бедолага.

Рябой бросил окурок на пол, затоптал его и сказал, весело хмыкнув:

– Да выполз, наверное. А если замерз – так и хер с ним. Нечего уважаемым людям на глаза попадаться.

– Правильно! – поддержал Шалый и даже кулаком по столу ударил. – Оно ведь как: ежели мне чего надо, я беру. А если ты при этом возбухаешь – ну так сам напросился. Это же справедливо! – он нахмурился, словно пытался схватить ускользающую в пьяном тумане идею, потом пошатался сидя и закончил: – Я могу брать всё, что захочу. Если мне это нужно – оно уже мое. Сила! Кто сильный – тот имей все. А если дохляк какой гонит, мол, это мое, не отнимайте, так ему в рыло надо дать. Потому что ежели у тебя отбирает авторитетный человек – ты ему, падла, должен спасибо сказать, ты ему должен ноги целовать… да? Потому что он – сила!

Бориска вытащил сигарету, долго не мог попасть ею себе в рот оттого, что руки тряслись, наконец сумел закусит фильтр, затянулся и повторил заплетающимся языком: